свое внимание не на листьях, а на тени от
листьев. Он сказал, что бег в темноте не обязательно должен
вызваться страхом, но он может также быть и естественной
реакцией здорового тела, которое знает, как 'не делать'. Он
повторял вновь и вновь шепотом мне на правое ухо, что 'не
делать' то, что я знал, как делать, является ключом к силе.
В случае наблюдения за деревом то, что я знал, как делать,
было немедленным фокусированием взгляда на листве. Тени от
листьев или же промежутки между листьями никогда меня не
заботили. Его последним наставлением было, чтобы я начал
фокусировать взгляд на тени листьев одной-единственной
ветви, а затем постепенно расширил охват до всего дерева.
Чтобы я не возвращал глаза обратно к листьям, потому что
первым осмысленным шагом к накоплению личной силы было
позволить телу 'не делать'.
Возможно, из-за соей усталости или моего нервного
возбуждения я так погрузился в тени от листьев, что к тому
времени, когда дон Хуан поднялся, я уже почти мог
воспринимать группу темных масс тени так же эффективно, как
в нормальных условиях я группировал листву. Общий эффект был
поразительным. Я сказал дону Хуану, что я хотел бы остаться
еще. Он засмеялся и похлопал меня по шляпе.
- Я же сказал тебе, - сказал он, - телу нравятся
подобные вещи.
Затем он сказал, что я должен позволить своей
накопленной энергии провести меня через кусты к моему
блокноту. Он мягко толкнул меня в чапараль. Какое-то время я
шел бесцельно и затем наткнулся на него. Я подумал, что,
должно быть, бессознательно запомнил направление, в котором
дон Хуан бросил его. Он объяснил события, сказав, что я шел
прямо к блокноту, потому что мое тело долгое время
пропитывалось 'неделанием'.
Глава 15. Н е д е л а н и е .
Среда, 11 апреля 1962 года.
Возвратившись к своему дому, дон Хуан посоветовал, чтоб
я занялся своими записками, как будто бы со мной ничего не
произошло, и чтобы я не думал и не упоминал ни об одном из
тех событий, которые я испытал.
После дневного отдыха он заявил, что нам следует
покинуть это место на несколько дней, потому что желательно
иметь какое-то расстояние между нами и 'теми существами'. Он
сказал, что они глубоко на меня повлияли, хотя я еще и не
заметил их эффекта, потому что мое тело недостаточно
чувствительно. Однако, через короткое время я серьезно
заболею, если не поеду к 'месту своего предрасположения',
чтобы укрепиться и восстановить силы.
Мы уехали перед восходом, держа путь на север, и после
утомительной езды и быстрой ходьбы мы прибыли на вершину
того холма во второй половине дня.
Дон Хуан, как он делал это раньше, покрыл то место, где
я уже однажды спал, веточками и листьями. Затем он дал мне
горсть листьев, чтобы я их положил на кожу живота, и велел
лечь и отдохнуть. Он подготовил другое место для себя
немножко слева от меня, примерно в полутора метрах от моей
головы и тоже лег.
Через какие-то минуты я начал ощущать растекающуюся
теплоту и чувство превосходного самочувствия. Это было
ощущение физического удобства. Такое ощущение, будто я был
подвешен в воздухе. Я полностью мог согласиться с доном
Хуаном, что 'постель из струн' будет поддерживать меня
парящим. Я сказал о невероятном качестве своих чувственных
восприятий. Уверенным тоном дон Хуан заявил, что для этой
самой цели и сделана была 'постель'.
- Я не мог поверить, что это возможно! - воскликнул я.
Дон Хуан принял мое заявление буквально и укорил меня.
Он сказал, что устал от того, что я действую, как крайне
важное существо, которому вновь и вновь следует давать
доказательства того, что мир неизвестен и чудесен.
Я попытался объяснить, что мое риторическое восклицание
не имело значения. Он заявил, что если бы это было так, то я
бы выбрал другое замечание. Казалось, он был серьезно
раздражен из-за меня. Я наполовину сел и стал извиняться. Но
он засмеялся и, подражая своей манере говорить, предложил
целый ряд высокопарных риторических восклицаний, которые я
мог бы использовать. В конце концов я засмеялся над
рассчитанной абсурдностью некоторых из предлагаемых им
альтернатив.
Он усмехнулся и мягким тоном напомнил мне, что я должен
отрешиться от себя и отдаться ощущению парения.
Убаюкивающее чувство мира и полноты,