Карлос Кастанеда

Путешествие в Икстлен (Часть 1)

половине дня был великолепен. Он

пробуждал ощущение испуга и отчаяния во мне. Он напоминал

мне сцены моего детства.

Мы забрались на самую высокую точку холма, на вершину

заостренной скалы и удобно уселись, прислонившись спиной к

камню и глядя на юг. Бесконечная протяженность земли к югу

поистине была величественной.

- Зафиксируй все это в своей памяти, - прошептал мне

дон Хуан на ухо. - это место - твое. Этим утром ты 'видел',

и это был знак. Ты нашел это место при помощи 'видения'.

Знак был неожиданным, но он был. Ты будешь охотиться за

силой, хочешь ты этого или нет. Это не человеческое решение

и не твое, и не мое.

Теперь, правильно говоря, вершина этого холма - твое

место, твое любимое место. Все, что находится вокруг тебя,

подлежит твоей заботе. Ты должен здесь смотреть за всем, и

все, в свою очередь, будет смотреть за тобой.

Я шутливо спросил, действительно ли все мое. Очень

серьезным тоном он сказал 'да'. Я засмеялся и сказал ему,

что то, что мы делаем, напомнило мне историю о том, как

испанцы, которые завоевали новый мир, делили землю именем

своего короля. Они обычно забирались на вершину горы и

провозглашали своей всю землю, которую они могли увидеть в

каком-либо направлении.

- Это хорошая мысль, - сказал он. - я собираюсь отдать

тебе всю землю, которую ты сможешь увидеть не в одном

направлении, а повсюду вокруг тебя.

Он поднялся и указал вытянутой рукой, поворачиваясь

вокруг, чтобы охватить полный круг.

- Вся эта земля - твоя, - сказал он.

Я громко засмеялся.

Он усмехнулся и спросил меня:

- Почему бы нет? Почему я не могу дать тебе всю эту

землю?

- Ты не владеешь этой землей, - сказал я.

- Ну так что ж, испанцы тоже не владели ею, однако они

делили ее и отдавали ее. Поэтому, почему я не могу отдать

тебе ее во владение тем же самым способом?

Я пристально его рассматривал, стараясь обнаружить, что

в действительности скрывается за его улыбкой. На него

накатил приступ смеха, и он чуть не упал со скалы.

- Вся эта земля, насколько ты ее видишь - твоя, -

продолжал он, все еще улыбаясь. - не для пользования, а для

того, чтобы запомнить. Вершина этого холма, однако, является

твоей, чтобы ты ею пользовался до конца твоей жизни. Я отдаю

ее тебе, потому что ты сам нашел ее. Она - твоя. Принимай

Я засмеялся, но дон Хуан казался очень серьезным. Если

исключить его странную улыбку, то он, казалось, действи-

тельно верил, что он может отдать мне вершину этого холма.

- Почему же нет? - спросил он, как будто читая мои

мысли.

- Я принимаю ее, - сказал я, наполовину шутя.

Его улыбка исчезла. Он скосил глаза, глядя на меня.

- Каждый камень и каждая галька, и каждый куст на этом

холме, особенно на его вершине, находятся под твоей заботой,

- Сказал он. - каждый червяк, который здесь живет, является

твоим другом. Ты можешь использовать их, и они могут

использовать тебя.

Несколько минут мы молчали. У меня было необычно мало

мыслей. Я смутно чувствовал, что его внезапное изменение

настроения являлось мне предупреждением, но не был испуган

или встревожен. Я просто не хотел больше разговаривать.

Слова каким-то образом казались неточными, и их значение

трудно было вычленить. У меня никогда не было такого

ощущения относительно разговора, и, поняв свое необычное

настроение, я поспешно начал говорить.

- Но что я могу делать с этим холмом, дон Хуан?

- Зафиксируй каждую его черту в своей памяти. Это

место, куда ты будешь приходить в сновидениях. Это место,

где ты будешь встречаться с силами, где когда-нибудь тебе

будут раскрыты секреты.

- Ты охотишься за силой, и это твое место. Место, где

ты будешь хранить свои ресурсы.

Сейчас это не имеет для тебя смысла, поэтому пусть на

какое-то время это будет оставаться бессмыслицей.

Мы спустились со скалы, и он провел меня к небольшому

чашевидному углублению на западной стороне вершины. Там мы

сели и поели.

Без сомнения, было что-то неописуемо приятное для меня

на вершине этого холма. Еда, как и отдых, были неизвестным

поглощающим ощущением.

Свет заходящего солнца бросал богатый почти медный

отсвет, и все вокруг, казалось, было покрашено золотой

краской. Я полностью отдался любованию пейзажем. Я даже не

хотел думать.