Карлос Кастанеда

Путешествие в Икстлен (Часть 1)

место, спасая свою жизнь. Если он

вооружен, то он приготовит свое оружие и затем или застынет

на месте, или ляжет на землю.

Охотник, с другой стороны, когда он останется в диком

месте, никогда не пойдет без того, чтобы не наметить себе

точек укрытия. Поэтому он немедленно укроется. Он может

бросить свое пончо на землю или же он может повесить его на

сук, как отвлечение, а затем спрячется и будет ждать, пока

дичь не сделает свой следующий шаг.

Поэтому, в присутствии волшебного оленя я не стал вести

себя ни как тот, ни как другой. Я быстро встал на голову и

начал тихо завывать. Фактически, я плакал горючими слезами и

всхлипывал в течение столь долгого времени, что уже готов

был потерять сознание. Внезапно я ощутил мягкое дыхание.

Кто-то обнюхивал волосы у меня над правым ухом. Я попытался

повернуть голову и посмотреть, что это такое, но упал, и

сев, увидел переливающееся существо, уставившееся на меня.

Олень взглянул на меня, и я сказал ему, что не причиню ему

вреда, и олень заговорил со мной.

Дон Хуан остановился и взглянул на меня. Я невольно

улыбнулся. Мысль о говорящем олене была настолько

невероятной, что я не мог принять ее спокойно.

- Он заговорил со мной, - сказал дон Хуан с гримасой.

- Олень заговорил?

- Заговорил.

Дон Хуан встал и поднял свою связку охотничьих

принадлежностей.

- Он что, действительно заговорил? - спросил я в

замешательстве.

Дон Хуан расхохотался.

- Что он сказал? - спросил я полушутя.

Я думал, что он дурачит меня. Дон Хуан секунду молчал,

как бы пытаясь вспомнить, затем его глаза просветлели, и он

сообщил мне, что сказал олень.

- Волшебный олень сказал: 'хелло, друг!', - продолжал

дон Хуан. - и я ответил: 'хелло!' Затем он спросил меня:

'почему ты плачешь?' И я сказал: 'потому что мне грустно'.

Тогда волшебное существо наклонилось к моему уху и сказало

так ясно, как я сейчас тебе говорю: 'не грусти'.

Дон Хуан посмотрел мне в глаза. В них был совершенно

предательский отблеск. Он начал громко хохотать.

Я сказал, что его диалог с оленем был все равно, что

вообще молчание.

- Но чего же ты хочешь? - спросил он, все еще смеясь. -

ведь я индеец.

Его чувство юмора было настолько неземным, что я ничего

не мог сделать, как только рассмеяться вместе с ним.

- Ты не веришь, что волшебный олень разговаривал, так?

- Извини, но я не могу поверить в то, что вещи, подобно

этому происходят, - сказал я.

- Я не виню тебя, - сказал он ободряюще. - это одна из

самых заковыристых вещей.

Глава 9. Последняя битва на земле.

Понедельник, 24 июля 1961 года.

Около полудня после того, как мы несколько часов

бродили в пустыне, дон Хуан выбрал для отдыха место в тени.

Как только мы уселись, он начал говорить. Он сказал, что я

уже очень многое узнал об охоте, но я еще не изменился

настолько, насколько он хотел.

- Недостаточно знать, как делать и ставить ловушки, -

сказал он. - охотник должен жить, как охотник для того,

чтобы извлекать из жизни максимум. К несчастью, изменения

трудны и случаются очень редко и очень медленно. Иногда

уходят годы для того, чтобы человек пришел к убеждению

необходимости меняться. У меня это заняло годы, но, может, у

меня не было склонности к охоте. Я думаю, что для меня самым

трудным было в действительности захотеть измениться.

Я заверил его, что я понимаю его мысли. В самом деле, с

тех пор, как он начал учить меня охотиться, я тоже стал

пересматривать свои поступки. Может быть, самым драматиче-

ским открытием для меня было то, что мне нравился образ

жизни дона Хуана. Мне нравился дон Хуан, как личность. Было

что-то солидное в его поведении. То, как он вел себя не

оставляло никаких сомнений относительно его мастерства и в

то же время он никогда не использовал своего превосходства

для того, чтобы потребовать что-либо от меня. Его интерес в

перемене моего образа жизни, я чувствовал, выливается

большей частью в безличные внушения или же, пожалуй, он

выливается в авторитетный комментарий моих неудач. Он

заставил меня очень ясно осознавать мои неудачи, и все же я

никак не мог понять, каким образом его образ жизни сможет

что-либо исправить во мне. Я искренне верил, что в свете

того факта, что я хочу сделать с своей жизнью, его образ