Карлос Кастанеда

Путешествие в Икстлен (Часть 1)

как бы была усиленная фабричная сирена. Он повернулся

вокруг себя, издавая завывающий звук.

- Что ты делаешь, дон Хуан? - спросил я.

Он сказал, что он дает сигнал всему миру идти домой. Я

был совершенно ошеломлен. Я не мог понять, шутит он или нет,

или он просто так трепет языком. Я внимательно следил за ним

и пытался связать то, что он делает с чем-нибудь, что он

сказал ранее. Мы почти не говорили все это утро, и я не мог

вспомнить что-либо важное.

Дон Хуан все еще стоял на скале. Он взглянул на меня,

улыбнулся и опять подмигнул. Внезапно я встревожился. Дон

Хуан приложил руки ко рту и издал еще один сиреноподобный

звук.

Он сказал, что уже восемь часов утра и что мне нужно

собирать опять свое приспособление, потому что впереди у нас

целый день.

К этому времени я был в полном замешательстве. За

какие-то минуты мой страх вырос до непреодолимого желания

удрать со сцены. Я думал, что дон Хуан сошел с ума. Я уже

готов был бежать, когда он соскользнул с камня и подошел ко

мне, улыбаясь.

Ты думаешь, я сошел с ума, да? - спросил он.

Я сказал ему, что он испугал меня до потери сознания

своим неожиданным поведением.

Он сказал, что мы постоянны. Я не понял, что он имел в

виду. Я глубоко был погружен в мысли о том, что его поступки

кажутся совершенно безумными. Он объяснил, что намеренно

старался испугать меня до потери сознания тяжестью своего

неожиданного поведения, потому что он сам готов на стену

лезть из-за тяжести моего неожиданного поведения. Он сказал,

что мой распорядок настолько же безумен, насколько его

дудение сиреной.

Я был шокирован и стал утверждать, что я на самом деле

не имею никакого распорядка. Я рассказал ему, что

практически считаю свою жизнь сплошной кашей из-за

отсутствия здорового распорядка.

Дон Хуан засмеялся и сделал мне жест сесть рядом с ним.

вся ситуация опять волшебно переменилась. Мой страх

испарился, как только он начал говорить.

- Что это за мой распорядок? - спросил я.

- Все, что ты делаешь, это распорядок.

- Но разве мы не все такие же?

- Не все из нас. Я ничего не делаю, исходя из

распорядка.

- Чем все это вызвано, дон Хуан? Что я сделал или что я

сказал, чтобы заставить тебя действовать так, как ты это

делал?

- Ты беспокоился о лэнче.

- Но я ничего не говорил тебе, откуда ты знаешь, что я

беспокоился о лэнче?

- Ты беспокоишься о еде каждый день примерно около

полудня и около шести вечера, и около восьми утра, - сказал

он со зловещей гримасой. - в это время ты беспокоишься о

еде, даже если ты не голоден.

- Все, что мне нужно было сделать, чтобы показать твой

распорядоченный дух, так это продудеть тебе сигнал. Твой дух

выдрессирован работать по сигналу.

Он посмотрел на меня с вопросом в глазах. Я не мог

защищаться.

- Теперь ты собираешься превратить охоту в распорядок,

- Сказал он. - ты уже шагнул в охоту и установил там свои

шаги. Ты говоришь в определенное время, ешь в определенное

время, и засыпаешь в определенное время.

Мне нечего было сказать. То, как дон Хуан описал мои

пищевые привычки, было характерной чертой, которую я

использовал во всем в своей жизни. И, однако же, я сильно

ощущал, что моя жизнь была менее упорядочена, чем жизнь

большинства моих друзей и знакомых.

- Ты очень много знаешь об охоте, - продолжал дон Хуан.

- тебе легко будет понять, что хороший охотник превыше всего

знает одну вещь - он знает распорядок своей жертвы. Именно

это делает его хорошим охотником.

Теперь я хочу обучить тебя последней и очень намного

более трудной части. Возможно, пройдут годы, прежде чем ты

сможешь сказать, что ты понял ее и что ты охотник.

Дон Хуан помолчал, как бы давая мне время. Он снял свою

шляпу и изобразил, как расчесывают себя грызуны, за которыми

мы наблюдали. Мне показалось это очень забавным. Его круглая

голова делала его похожим на одного из этих грызунов.

- Быть охотником, это не значит просто поймать дичь, -

продолжал он. - охотник, который стоит своей соли, ловит

дичь не потому, что он ставит свои ловушки, или потому, что

он знает распорядок своей жертвы, а потому, что он сам не

имеет распорядка. В этом его преимущество. Он совсем не

таков, как те животные, за которыми он охотится,

закабаленные прочным распорядком