Карлос Кастанеда

Путешествие в Икстлен (Часть 1)

был действительно выше моего.

Я тихо дотронулся до его руки, и слезы полились у меня.

Глава 7. Быть недостижимым.

Четверг, 29 июня 1961 года.

Опять дон Хуан, как он это делал каждый день в течение

почти недели, держал меня под очарованием всяческих особых

деталей насчет поведения дичи. Сначала он объяснил, а затем

разработал ряд охотничьих тактик, основанных на том, что он

называл 'повороты куропаток'. Я настолько полностью ушел в

его объяснения, что прошел целый день, а я не заметил, как

бежит время. Я даже забыл съесть лэнч. Дон Хуан сделал

шутливое замечание, что это совершенно необычное для меня -

пропустить еду.

К концу дня он поймал пять куропаток в крайне

хитроумную ловушку, которую он научил меня собирать.

- Двух нам хватит, - сказал он и отпустил троих.

Затем он научил меня, как жарить куропаток. Я хотел

наломать кустарника и сделать жаровню так, как делал это мой

дед, перекладывая дичь веточками и обмазывая ее глиной. Но

дон Хуан сказал, что нет никакой нужды калечить кустарник,

поскольку мы уже убили куропаток.

Окончив есть, мы очень лениво пошли в направлении

скалистого места. Мы уселись на склон песчаникового холма,

и я шутливо сказал, что если бы он поручил все это дело мне,

то я бы зажарил все пять куропаток, и что мой шашлык был бы

не хуже, чем его жаркое.

- Без сомнения, - сказал он. - но если бы ты все это

сделал, то мы, быть может, никогда не смогли бы покинуть это

место в целости.

- Что ты имеешь в виду? - спросил я. - что бы нам

помешало?

- Кусты, куропатки, все вмешалось бы.

- Я никогда не знаю, когда ты говоришь серьезно, -

сказал я.

Он сделал мне знак раздраженного нетерпения и чмокнул

губами.

- У тебя ошибочное мнение насчет того, что значит

говорить серьезно, - сказал он. - я много смеюсь, потому что

я люблю смеяться. И, однако же, все, что я говорю,

смертельно серьезно, даже если ты этого не понимаешь. Почему

ты думаешь, что мир только такой, каким ты его считаешь? Кто

дал тебе право так говорить?

- Но нет никаких доказательств, что мир иной, - сказал

я.

Темнело. Я думал о том, что не пора ли поворачивать к

дому. Но он, казалось, не торопился, и я благодушествовал.

Ветер был холодным. Внезапно он сказал, что нам следует

встать и забраться на вершину холма и встать там на участке,

не поросшем кустами.

- Не бойся, - сказал он. - я твой друг, и я позабочусь

о том, чтобы ничего плохого с тобой не случилось.

- Что ты имеешь в виду? - спросил я, встревоженный.

У дона Хуана было крайне неприятное свойство перемещать

меня из спокойного благодушествования в испуг.

- Мир очень необыкновенный в это время дня, - сказал

он. - вот что я имею в виду. Что бы ты ни увидел, не

пугайся.

- Что я такое увижу?

- Я еще не знаю, - сказал он, глядя вдаль в сторону

юга.

Он, казалось, не тревожился. Я также смотрел в том же

самом направлении.

Внезапно он встрепенулся и указал левой рукой в сторону

темного пустынного кустарника.

- Это там, - сказал он, как если бы он чего-то ждал, и

оно внезапно появилось.

- Что там? - спросил я.

- Вон оно там, - повторил он. - смотри! Смотри!

Я ничего не видел, просто кусты.

- Теперь оно здесь, - сказал он со спешкой в голосе. -

оно здесь.

Неожиданный порыв ветра ударил меня в этот момент, и у

меня начало жечь глаза. Я смотрел в ту сторону, о которой

говорилось. Там не было абсолютно ничего, только все

обычное.

- Я ничего не вижу, - сказал я.

- Ты только что ощутил это, - сказал он. - прямо

сейчас. Оно попало в твои глаза и помешало тебе видеть.

- О чем ты говоришь?

- Я намеренно привел тебя на вершину холма, - сказал

он. - мы здесь очень заметны, и что-то подходит к нам.

- Что? Ветер?

- Не просто ветер, - сказал он резко. - тебе это может

казаться ветром, потому что кроме ветра ты ничего не знаешь.

Я напрягал свои глаза, глядя в пустынные кусты. Дон

Хуан стоял молча рядом со мной, а затем пошел в ближайший

чапараль и начал отламывать большие ветки от окружающих

кустов. Он собрал восемь веток и сделал из них охапку. Он

велел мне сделать то же самое и извиниться перед растениями

громким голосом за то, что я их калечу.

Когда у нас было две охапки, он велел мне вбежать с

ними на вершину холма