онемевший, и это все.
Я почувствовал, что он снова меня сбивает с рельс и
загоняет в угол, в который мне совсем не хочется идти.
- Разве можно видеть нашу смерть? - спросил я, пытаясь
не уходить от темы.
- Конечно, - сказал он, смеясь. - она здесь, с нами.
- Откуда ты знаешь об этом?
- Я старик, с возрастом узнаешь всякого рода вещи.
Я знаю массу старых людей, но они никогда об этом не
знали. Откуда же ты знаешь?
- Что ж, скажем, что я знаю всякого рода вещи, потому
что я не имею личной истории и потому что я не чувствую себя
более важным, чем кто-либо еще и потому что моя смерть сидит
здесь же.
Он вытянул свою левую руку и пошевелил пальцами так,
как если бы он действительно что-то трогал.
Я засмеялся. Я знал, куда он заводит меня. Старый черт
опять собирается оглушить меня, возможно, моей собственной
важностью, но на этот раз меня это не заботило. Воспоминание
о том, что когда-то давно я обладал превосходным терпением
наполнило меня странной спокойной эйфорией, которая
рассеивала большую часть моих чувств нервозности и
нетерпимости по отношению к дону Хуану. Вместо этого я
ощущал удивление по отношению к его поступкам.
- Кто ты есть на самом деле? - спросил я. Он казался
удивленным. Он открыл глаза до огромных размеров и мигнул,
как птица, закрывая веки так, как если бы они были пленкой.
Веки опустились и поднялись вновь, а его глаза остались в
фокусе. Этот маневр испугал меня, и я отшатнулся, а он
засмеялся с детской беззаботностью.
- Для тебя я Хуан Матус, я к твоим услугам, - сказал он
с преувеличенной вежливостью.
Затем я задал другие вопросы, которые вертелись у меня
на языке.
- Что ты со мной сделал в первый день, когда мы
встретились? - я имел в виду тот взгляд, которым он меня
наградил.
- Я? Ничего, - ответил он невинным тоном.
Я описал ему, что я почувствовал, когда он взглянул на
меня, и как это неестественно было для меня онеметь от этого
взгляда.
Он смеялся, пока слезы не потекли у него по щекам. Я
опять почувствовал волну враждебности по отношению к нему. Я
думал, что я был с ним таким серьезным и таким вдумчивым, а
он со своими грубыми привычками был таким 'индейцем'.
Он явно заметил мое настроение и совершенно внезапно
перестал смеяться.
После долгого колебания я сказал ему, что его смех
раздражал меня, поскольку я серьезно пытался понять то, что
со мной случилось.
- Тут нечего понимать, - ответил он спокойно.
Я повторил для него перечень необычных событий, которые
имели место с тех пор, как я его встретил, начиная с того
колдовского взгляда, которым он на меня взглянул, до
воспоминания о соколе-альбиносе и видения на булыжнике тени,
о которой он сказал, что это моя смерть.
- Зачем ты все это делаешь со мной? - спросил я его. В
моем вопросе не было никакой укоризны. Мне было просто
любопытно при чем тут, в частности, я.
- Ты просил меня рассказать тебе то, что я знаю о
растениях.
Я заметил нотку сарказма в его голосе. Он говорил так,
как будто он подсмеивался надо мной.
- Но то, что до сих пор ты говорил мне, никакого
отношения к растениям не имело, - запротестовал я.
Он ответил, что для того, чтобы узнать, нужно время.
У меня было такое чувство, что с ним бесполезно
спорить. Я сообразил тогда полный идиотизм легких и
абсурдных выводов, который я сделал. Пока я не был дома, я
обещал себе, что я никогда не буду терять голову и не буду
чувствовать раздражение по отношению к дону Хуану. Однако, в
действительной ситуации в ту же минуту, как только он привел
меня в замешательство, я испытал новый приступ мелочного
раздражения. Я чувствовал, что нет никакого способа для меня
взаимодействовать с ним, и это меня сердило.
- Думай о своей смерти сейчас, - сказал дон Хуан
внезапно. Она у тебя на расстоянии вытянутой руки. Она может
дотронуться до тебя в любой момент. Поэтому, у тебя дома
действительно нет времени для ерундовых мыслей и мелочного
раздражения. Ни у кого из нас нет времени для этого.
- Ты хочешь знать, что я сделал с тобой в первый день,
когда мы встретились? Я 'увидел тебя', и я 'видел', что ты
думаешь, что ты лжешь мне. Но ты не лгал, но на самом деле
лгал.
Я сказал ему, что его объяснения поставили меня в еще
большее замешательство.