Карлос Кастанеда

Путешествие в Икстлен (Часть 1)

о нашей смерти никогда не

поднимают достаточно глубоко. Но я стал спорить, что для

меня будет бессмысленным думать о моей смерти, поскольку

такие мысли принесут неудобство и страх.

- Ты полон всякой чуши! - воскликнул он. - смерть - это

единственный мудрый советчик, которого мы имеем. Когда бы ты

ни почувствовал, как ты это чувствуешь обычно, что все идет

не так, как надо, и что ты вот-вот пропадешь, повернись к

своей смерти и спроси ее - так ли это? Твоя смерть скажет

тебе, что ты не прав, что в действительности ничего, кроме

ее прикосновения, не имеет значения. Твоя смерть скажет

тебе: 'я еще не коснулась тебя'.

Он качнул головой и, казалось, ожидал моего ответа. Но

у меня его не было. Мои мысли неслись наперегонки. Он нанес

ужасающий удар моему себялюбию. Мелочность того, чтобы быть

недовольным им, была ужасающей в свете моем смерти.

У меня было такое чувство, что он полностью осознает

перемену моего настроения. Он повернул поток в свою пользу.

Он улыбнулся и начал мурлыкать мексиканский мотив.

- Да, - сказал он мягко после долгой паузы. - один из

нас здесь должен измениться, и быстро. Один из нас здесь

должен узнать, что смерть - это охотник, и что она всегда

находится слева от него. Один из нас здесь должен спросить

совета у смерти и бросить проклятую мелочность, которая

принадлежит людям, проживающим свои жизни так, как если бы

смерть никогда не тронула их.

Мы сидели молча более часа. Затем мы пошли опять. Мы

блуждали среди пустынного чапараля часами. Я не спрашивал

его, была ли какая-либо причина этому. Это не имело

значения. Каким-то образом он заставил меня вновь уловить

старое чувство, что-то такое, что я давно совершенно забыл.

Спокойную радость от того, что просто движешься, не

привязывая к этому никакой интеллектуальной цели.

Я хотел бы, чтобы он дал мне уловить отблеск того, что

я увидел на булыжнике.

- Дай мне увидеть ту тень снова, - сказал я.

- Ты имеешь в виду свою смерть, не так ли? - ответил он

с оттенком иронии в голосе. Какое-то время я никак не мог

сказать об этом.

- Да, - наконец, сказал я. - дай мне увидеть мою смерть

еще раз.

- Не сейчас, - сказал он. - ты слишком цельный.

- Извини, я не расслышал.

Он начал смеяться, и по какой-то неизвестной причине

его смех не был больше раздражающим или мешающим, как он был

раньше. Я не думаю, чтобы он был другим, с точки зрения его

высоты или его громкости, или его духа. Новым элементом было

мое настроение. В свете моей поджидающей смерти мои страхи и

мое раздражение были чепухой.

- Позволь мне тогда поговорить с растениями, - сказал

я.

Он зарычал от смеха.

- Ты слишком хорош сейчас, - сказал он, все еще смеясь.

- Ты ударяешься из одной крайности в другую. Успокойся. Нет

необходимости разговаривать с растениями, если ты не хочешь

узнать их секреты. И для этого тебе требуются самые

несгибаемые намерения. Поэтому не растрачивай своих добрых

желаний. Нет нужды видеть твою смерть тоже. Достаточно того,

что ты чувствуешь ее присутствие рядом с собой.

Глава 5. Принимание ответственности за свои

поступки.

Вторник, 11 апреля 1961 года

Я приехал к дому дона Хуана ранним утром в воскресенье

9 апреля.

- Доброе утро, дон Хуан, - сказал я. - рад тебя видеть!

Он взглянул на меня и мягко рассмеялся. Он подошел к

моей машине, пока я ее устанавливал и подержал дверь

открытой, пока я собирал какие-то свертки с едой, которые я

привез для него.

Мы подошли к дому и сели перед дверью. Впервые я

действительно осознавал, что я тут делаю. В течение трех

месяцев я фактически смотрел вперед лишь в том смысле, чтобы

вернуться назад к 'полевой работе'. Казалось, бомба

замедленного действия, установленная внутри меня,

разорвалась, и я внезапно вспомнил нечто трансцендентальное

для меня. Я вспомнил, что когда-то в моей жизни я был очень

терпелив и очень эффективен.

Прежде, чем дон Хуан успел что-либо сказать, я задал

ему вопрос, который твердо засел у меня в уме. В течение

трех месяцев меня преследовало воспоминание о соколе-

альбиносе. Как он узнал об этом, если я сам забыл о нем.

Он засмеялся, но не ответил. Я упрашивал его сказать

мне.

- Это было ничто, - сказал он со своей обычной

убежденностью. - любой может сказать, что ты странный.