Карлос Кастанеда

Разговоры с доном Хуаном (Часть 1)

должен

правильно направить объект к его цели. Он очень возбужденно рекомендовал,

чтобы я был осторожным и сознательным в смысле выкрика, а не использовал

бы его так просто - но лишь при условии чрезвычайной опасности.

Я спросил его, что он имеет в виду под условием чрезвычайной

опасности. Он сказал, что выкрикивание боевого клича, это нечто такое, что

остается с человеком в течение всей его жизни: что это должно быть хорошим

с самого начала и что единственный способ начать это правильно, состоит в

том, чтобы сдерживать абсолютно естественный страх и колебания до тех пор,

пока не будет абсолютно наполнен силой, и тогда клич вырвется с

направлением и силой. Он сказал, что это условие очень серьезно и оно

совершенно необходимо, чтобы издать клич.

Я попросил его объяснить о силе, которая исходит из благоприятного

места. Это сила, которая издает крик. Если такая сила правильно

управляется, то боевой клич будет совершенен.

Я попросил его вновь, чтоб он сказал, что же, по его мнению, может

случиться со мной. Он сказал, что ничего не знает об этом и драматически

упрашивал меня оставаться прикованным к моему месту все то время, которое

потребуется, потому что это было единственной защитой, которую я имел

против всего, что могло случиться. Я испугался. Я попросил его быть более

точным. Он сказал, что все, что он знает, так это то, что я не должен

двигаться ни при каких обстоятельствах. Мне не следует входить в дом или в

кусты. Превыше всего, сказал он, я не должен издавать ни единого звука, не

говорить ни единого слова, даже ему. Он сказал, что я могу петь мои песни

мескалито, если я буду слишком испуганным. И затем он добавил, что я уже

знаю очень много обо всех делах и поэтому меня не нужно предупреждать, как

ребенка, о возможности правильного выполнения всего, что говорится. Его

призывы произвели состояние глубокого беспокойства во мне. Я был уверен,

что он ожидает, что что-то случится. Я попросил его сказать мне, почему он

рекомендует петь песни мескалито и что, по его мнению, может меня

напугать. Он рассмеялся и сказал, что я могу испугаться от одиночества. Он

вошел в дом и закрыл дверь за собой. Я посмотрел на свои часы. Было семь

часов вечера. Я сидел спокойно в течение долгого времени. Не было никаких

звуков из комнаты дона Хуана. Все было спокойно. Было ветрено. Я подумал,

не сбегать ли мне к машине, чтобы достать оттуда ветровое стекло, но не

осмелился этого сделать, нарушив совет дона Хуана. Мне не хотелось спать,

но я был усталым. Холодный ветер не давал мне возможности отдохнуть.

Четыре часа спустя я услышал, что дон Хуан идет вокруг дома. Я

подумал, что он, должно быть, вышел через заднюю дверь, чтобы помочиться в

кусты. Затем он громко крикнул мне:

- Эй, мальчик! Эй, парень, ты мне нужен здесь.

Я чуть не спрыгнул и не побежал к нему. Это был его голос, но не его

тон и не его слова, обычные для него. Дон Хуан никогда не кричал мне: 'эй,

парень', поэтому я остался там, где я был, мороз пробежал у меня по спине.

Он вновь начал кричать, используя те же слова или вроде того фразы. Я

слышал, как он идет вдоль стены дома. Он запнулся о кучу дров, как если бы

он не знал, что она там лежит. Затем он подошел к веранде и уселся рядом с

дверью спиной к стене. Он казался более тяжелым, чем обычно. Его движения

не были медленными или неуклюжими, но просто более тяжелыми. Он уселся на

пол, вместо того, чтобы чутко опуститься, как он это делал обычно. Кроме

того, это было не его место, а дон Хуан никогда ни при каких

обстоятельствах не сидел ни на каком другом месте. Затем он вновь

заговорил со мной. Он спросил меня, почему я отказался прийти, когда я был

ему нужен. Он говорил громко. Я не хотел смотреть на него. Он начал

медленно раскачиваться слегка из стороны в сторону. Я изменил свое

положение, приняв боевую форму, которой он научил меня, и повернулся к

нему лицом. Мои мускулы были напряжены и странно застыли. Я не знал, что

заставило меня принять боевую форму, но может быть, это было потому, что я

считал, что дон Хуан старается сознательно напугать меня, создавая

впечатление, что лицо, которое я вижу, в действительности, не является им.

Я чувствовал, что он был очень тщателен в том, чтобы делать непривычное

для того, чтобы поселить сомнения мне в мысли. Я боялся, но все же я еще