Я проговорил с ними часы
обо всем, кроме пейотных встреч.
Дон Хуан сказал, что время ехать. Молодые люди снова обняли меня.
'приезжай', - сказал один из них. 'мы уже ждем тебя', - добавил другой. Я
собирался медленно, стараясь увидеть стариков, но никого из них там не
было.
10 сентября 1964 года.
Рассказывая дону Хуану о пережитом, я всегда придерживался
последовательности, насколько мог, шаг за шагом. Сегодня я рассказал ему
детали своей последней встречи с мескалито. Он внимательно слушал рассказ
до того места, где мескалито назвал свое имя. Тут дон Хуан прервал меня.
- Теперь ты на собственном пути, - сказал он, - защитник принял тебя.
С этого момента я буду очень малой помощью для тебя. Тебе больше не надо
ничего мне рассказывать о своих отношениях с ним. Ты теперь знаешь его
имя, и ни его имя, ни его с тобой дела никогда не должны открываться ни
одному живому.
Я настаивал на том, что хочу рассказать ему все детали испытанного
мной, потому что для меня это не имеет смысла. Я сказал, что мне нужна его
помощь, чтобы перевести то, что я видел. Он сказал, что я могу делать это
и сам, что для меня было бы лучше думать самому. Я сказал, что мне
интересно узнать его мнение, потому что мне понадобится слишком много
времени, чтобы понять это самому, и я не знаю, с чего начать.
Я сказал:
- Возьми песни, например. Что они значат?
- Только ты можешь это решить, - сказал он. - откуда я могу знать,
что они значат. Один защитник может тебе сказать это, так же, как только
он мог научить тебя своим песням. Если бы я взялся объяснять тебе, что они
означают, то это было бы то же самое, что ты выучил бы чьи-то чужие песни.
- Что ты хочешь этим сказать, дон Хуан?
- Можно сказать, что тот, кто поет чужие песни, - просто слушает
певцов, поющих песни защитников. Лищь песни с душой - его песни и научены
им. Остальные - это копии песен других людей. Иногда люди бывают так
обманчивы. Они поют чужие песни, даже не зная, о чем говорится в этих
песнях. Я сказал, что хотел узнать, для чего поются песни. Он сказал, что
те песни, которые я узнал, служат для вызова защитника, и что я всегда
должен пользоваться ими вместе с именем, чтобы позвать его. Позднее
мескалито, вероятно, скажет мне другие песни для других целей, - сказал
дон Хуан.
Затем я спросил его, считает ли он, что защитник полностью принял
меня. Он рассмеялся, как если бы мой вопрос был глупым. Он сказал, что
защитник принял меня и подтвердил это, чтобы я понял, дважды показавшись
мне как свет... Казалось, на дона Хуана произвело большое впечатление, что
я увидел его свет дважды. Он подчеркнул этот аспект моей встречи с
мескалито.
Я сказал ему, что не понимаю, как это можно быть принятым мескалито и
в то же самое время быть напуганным им.
Очень долгое время он не отвечал. Казалось, он был в замешательстве.
Наконец, он сказал:
- Это так ясно. То, что он хотел сказать, так ясно, что я не могу
понять, как это непонятно тебе.
- Все вообще еще непонятно мне, дон Хуан.
- Нужно время, чтобы действительно увидеть, что мескалито имеет в
виду. Ты должен думать об его уроках, пока они не станут для тебя ясными.
11 сентября 1964 года.
Снова я настаивал на том, чтобы дон Хуан перевел мне мои зрительные
видения. Некоторое время он отказывался. Затем он заговорил так, как будто
мы уже вели разговор о мескалито.
- Ты видишь, как глупо спращивать, если он подобен лицу, с которым
можно разговаривать? - сказал дон Хуан. - он не похож ни на что из того,
что ты уже видел: он как человек, но в то же время не совсем похож на
человека. Это трудно объяснить людям, которые о нем не знают ничего и
хотят сразу узнать о нем все. И потом его уроки столь же волшебны, как и
он сам. Насколько я знаю, ни один человек не может предсказать его
поступки. Ты задаешь ему вопрос и он показывает тебе путь, но он не
говорит тебе о нем, как ты и я говорим друг с другом.
Понимаешь теперь ты, что он делает?
- Я не думаю, что у меня есть затруднения в том, чтобы понять это.
Чего я не могу понять, так это то, что это значит.
- Ты просил его сказать тебе, что с тобой не так, и он дал тебе
полную картину. Здесь не может быть ошибок. Ты не можешь говорить, что ты
не понимаешь. Это не был разговор - и все же это был он.