Карлос Кастанеда

Разговоры с доном Хуаном (Часть 1)

и сделаю снимок

самого себя?

- Я не знаю. Вероятно, дымок обратится против тебя. Но мне кажется,

ты находишь его столь безобидным, что считаешь, что с ним можно играть.

Я сказал ему, что я не собираюсь играть, но ранее он говорил мне, что

дымок не требует определенных шагов и, я думаю, не будет вреда в том,

чтобы хотеть узнать, как ты выглядишь. Он поправил меня, сказав, что он

имел в виду отсутствие необходимости в определенном порядке действий с

дымком в отличие от действий с 'травой дьявола'; все, что требуется с

дымком, - сказал он, - так это правильное отношение. С этой точки зрения

следует быть точным в соблюдении правил. Он привел мне пример, объяснив,

что не имеет значения, какая из составных частей курительной смеси собрана

первая, если количество соблюдено правильно. Я спросил, будет ли

какой-нибудь вред, если я расскажу другим о том, что я испытал. Он

ответил, что есть два секрета, которые не должны раскрываться: как

приготовить курительную смесь и как возвращаться. Все остальное,

относящееся к этому предмету, не представляет важности.

Моя последняя встреча с мескалито была серией из четырех сессий,

которая заняла четыре дня подряд. Дон Хуан назвал эту длинную сессию

м_и_т_о_т_.

Это была пейотная церемония для пейтлерос и учеников. Там было четыре

старика, примерно в возрасте дона Хуана, один из которых был

руководителем, и пятеро молодых людей, включая меня. Церемония имела место

в штате чиъ уаъ уа в мексике вблизи границы с техасом. Она заключалась в

пении и приеме пейота ночами. Днем женщины, которые находились за

пределами места церемонии, снабжали каждого мужчину водой, и лишь

символическое количество пищи съедалось каждый день.

Суббота, 12 сентября 1964 года.

В течение первой ночи церемонии, 3 сентября, я съел восемь батончиков

пейота. Они не оказали на меня воздействия, или же, если и оказали, то оно

было очень слабым. Всю ночь я держал глаза закрытыми - так мне было легче.

Я не заснул и не устал. К самому концу сессии пение стало необычайным. На

короткий момент я почувствовал подъем и хотел плакать, но когда песня

окончилась, чувство исчезло.

Мы все поднялись и вышли наружу. Женщины дали нам воды, некоторые

полоскали ею горло, другие пили. Мужчины не разговаривали совершенно, но

женщины болтали и смеялись весь день. Ритуальная пища была роздана в

полдень. Это были поджаренные зерна.

На заходе солнца 4-го сентября началась вторая сессия. Ведущий спел

свою пейотную песню, и цикл пения и принятия пейота начался опять. Он

закончился утром, когда каждый пел свою пейотную песню в унисон с другими.

Когда я вышел, я не заметил такого большого количества женщин, как в

предыдущий день. Кто-то дал мне воды, но меня больше не интересовало то,

что меня окружало. Я также съел восемь батончиков, но эффект был уже иной.

Должно быть, шло уже к концу сессии, когда пение сильно ускорилось, и все

пели одновременно. Я ощутил, что кто-то или что-то снаружи дома хочет

войти. Я не мог сказать, было ли пение для того, чтобы 'помешать ему'

ворваться или же для того, что 'заманить его' внутрь.

Я был единственным, кто не имел песни. Все, казалось, поглядывали на

меня вопросительно, особенно молодежь. Меня это раздражало, и я закрыл

глаза. Тогда я почувствовал, что могу много лучше воспринимать все

происходящее с закрытыми глазами. Эта мысль захватила мое внимание

полностью. Я закрыл глаза и увидел людей перед собой. Я открыл глаза - и

картина не изменилась. Окружающее было для меня совершенно одинаковым,

были ли мои глаза открыты или закрыты.

Внезапно все исчезло или стерлось; и на этом месте возникла

человекоподобная фигура мескалито, которую я видел двумя годами раньше. Он

сидел поодаль, в профиль ко мне. Я не отрываясь смотрел на него, но он на

меня не взглянул и ни разу даже не повернулся.

Я считал, что делаю что-то неправильно, что-то, что держит его в

стороне. Я поднялся и подошел к нему, чтобы спросить его об этом, но

движение рассеяло картину. Она начала таять, и на нее стали накладываться

фигуры людей, с которыми я находился. Снова я услышал громкое исступленное

пение.

Я пошел в соседние кусты и немного прошелся. Все предметы выделялись