Карлос Кастанеда

Разговоры с доном Хуаном (Часть 1)

поступая согласно своему условию, уверил, что станет учить меня о

пейоте.

- Ты просил учить тебя о мескалито, - сказал он. - Я хотел узнать,

есть ли у тебя достаточно сил, чтобы встретиться с ним лицом к лицу.

Мескалито - это нечто такое, над чем нельзя шутить. Ты должен уметь

владеть своими ресурсами. Сейчас я знаю, что могу принять одно твое

желание, как достаточную причину, чтобы тебя учить.

- Ты действительно собираешься учить меня о пейоте?

- Я предпочитаю называть его мескалито. Делай и ты так же.

- Когда ты собираешься начать?

- Это не так просто. Сначала ты должен быть готов.

- Я думаю, что готов.

- Это не шутка. Ты должен подождать, пока не останется сомнений, и

тогда ты встретишься с ним.

- Мне следует подготовиться?

- Нет, тебе просто следует ждать. Ты сможешь отказаться от всей этой

идеи через некоторое время. Ты легко устаешь. Прошлой ночью ты был готов

сдаться, как только почувствовал трудность. Мескалито требует очень

серьезного намерения.

Понедельник, 7 августа 1961 года.

Я приехал к дому дона Хуана в Аризоне примерно в 7 часов вечера в

пятницу. На веранде вместе с ним сидели еще пять индейцев. Я поздоровался

с ними и сел, ожидая, что они что-нибудь скажут. После формального

молчания один из мужчин поднялся, подошел ко мне и сказал:

- Добрый вечер.

Я поднялся и ответил:

- Добрый вечер.

Затем все остальные мужчины поднялись и подошли ко мне, и все мы

пробормотали 'добрый вечер' и пожали друг другу руки или просто трогая

кончиками пальцев один другого, или подержав руку секунду и затем резко

опуская ее.

Мы снова уселись. Они казались довольно застенчивыми из-за

молчаливости, хотя все говорили по-испански.

Должно быть, около половины восьмого они все внезапно поднялись и

пошли к задней половине дома. Никто не произнес ни слова в течение долгого

времени. Дон Хуан сделал мне знак следовать за всеми, и мы забрались на

старенький грузовичок, стоявший там. Я сел рядом с доном Хуаном и двумя

другими молодыми мужчинами. Там не было ни сидений, ни скамеек, и железный

пол был болезненно твердым, особенно, когда мы свернули с шоссе и поехали

по грунтовой дороге. Дон Хуан прошептал, что мы едем к дому одного из его

друзей, у которого есть для меня семь мескалито. Я спросил:

- Разве у тебя самого ни одного нет?

- У меня есть, но я не могу предложить их тебе. Видишь ли, это должен

сделать кто-либо другой.

- Скажи мне, почему?

- Может быть, ты неприемлем для 'него' и 'ему' ты не понравишься, и

тогда ты никогда не сможешь узнать 'его' с тем почтением, какое нужно, и

наша дружба будет разрушена.

- Почему я мог бы не понравиться 'ему', ведь я никогда 'ему' ничего

не сделал?

- Тебе и не нужно что-либо делать, чтобы ты понравился или не

понравился. 'Он' или принимает тебя, или отбрасывает прочь.

- Но если я не нравлюсь 'ему', то могу я что-либо сделать, чтобы 'он'

меня полюбил?

Двое других мужчин, казалось, услышали мой вопрос и засмеялись.

- Нет. Я ничего не могу придумать, что тут можно сделать, - сказал

дон Хуан. Он наполовину отвернулся от меня, и я больше не мог с ним

разговаривать.

Мы ехали, должно быть, по меньшей мере, час, прежде, чем остановились

перед маленьким домом. Было совсем темно, и после того, как водитель

выключил фары, я мог разобрать лишь смутные контуры строения. Молодая

женщина, судя по акценту, мексиканка, кричала на собаку, чтобы та

перестала лаять. Мы вылезли из грузовика и вошли в дом.

Мужчины пробормотали 'буэнос ночес', проходя мимо нее. Она ответила

им тем же и продолжала кричать на собаку.

Комната была большая и забитая множеством вещей. Слабый свет от очень

маленькой электрической лампочки освещал окружающее очень тускло. Тут было

несколько стульев, со сломанными ножками и просиженными сиденьями,

прислоненных к стене. Трое мужчин сели на диван, который был самым большим

из всей мебели в комнате. Он был очень стар и продавлен с самого пола. В

тусклом свете он казался красным и грязным. В течение долгого времени мы

сидели молча.

Один из мужчин внезапно поднялся и вышел в другую комнату. Он был лет

пятидесяти, темный, высокий. Момент спустя он вернулся с кофейником. Он

открыл крышку и вручил кофейник мне; внутри было семь странно выглядевших