Карлос Кастанеда

Активная сторона бесконечности

дали нам

хищники. Именно они породили наши надежды, ожидания и мечты по поводу

успехов и неудач. Им мы обязаны алчностью и трусостью. Именно хищники

сделали нас самодовольными, косными и эгоцентричными.

- Но как же они сделали это, дон Хуан? - спросил я, несколько

раздраженный его словами. - Они что, нашептали нам все это во сне?

- Нет конечно, что за глупости! - с улыбкой сказал дон Хуан. - Они

действовали куда более эффективно и организованно. Чтобы держать нас в

кротости и покорности, они прибегли к изумительному маневру - разумеется,

изумительному с точки зрения воина-стратега. С точки же зрения того,

против кого он направлен, этот маневр ужасен. Они дали нам свой разум!

Ты слышишь? Хищники дали нам свой разум, ставший нашим разумом. Разум

хищника изощрен, противоречив, замкнут и переполнен страхом того, что в

любую минуту может быть раскрыт.

- Я знаю, что несмотря на то, что ты никогда не голодал, -

продолжал он, - ты беспокоишься о хлебе насущном. Это не что иное, как

страх хищника, который боится, что его трюк в любое мгновение может быть

раскрыт и еда может исчезнуть. Через посредство разума, который в

конечном счете является их разумом, они вносят в жизнь человека то, что

удобно хищникам. И таким образом они в какой-то мере обеспечивают свою

безопасность и смягчают свои страхи.

- Не то чтобы я не мог принять все это за чистую монету, дон Хуан,

- сказал я. - Все может быть, но в это есть нечто настолько гнусное, что

не может не вызывать во мне отвращения. Оно побуждает меня возражать.

Если правда то, что они пожирают нас, то как они это делают?

Лицо дона Хуана озарилось широкой улыбкой. Он был доволен как

ребенок. Он объяснил, что маги видят человеческих детей как причудливые

светящиеся шары энергии целиком покрытые сияющей оболочкой, чем-то вроде

пластикового покрытия, плотно облегающего их энергетический кокон. Он

сказал, что хищники поедают именно эту сверкающую оболочку осознания и

что, когда человек достигает зрелости, от нее остается лишь узкая каемка

от земли до кончиков пальцев ног. Эта каемка позволяет людям продолжать

жить, но не более того.

Будто сквозь сон до меня доносились слова дона Хуана Матуса о том,

что, насколько ему известно, только люди обладают такой сверкающей

оболочкой осознания вне светящегося кокона. Поэтому они становятся

легкой добычей для осознания иного порядка, в частности - для мрачного

осознания хищника.

Затем он сделал наиболее обескураживающее заявление из всех

сделанных им до сих пор. Он сказал, что эта узкая каемка осознания

является эпицентром саморефлексии, от которой человек совершенно

неизлечим. Играя на нашей саморефлексии, являющейся единственным

доступным нам видом осознания, хищники провоцируют вспышки осознания,

после чего пожирают уже их, безжалостно и жадно. Они подбрасывают нам

бессмысленные проблемы, стимулирующие эти вспышки осознания, и таким

образом оставляют нас в живых, чтобы иметь возможность питаться

энергетическими вспышками наших мнимых неурядиц.

Очевидно, в словах дона Хуана было что-то столь опустошительное,

что в этот момент меня в буквальном смысле стошнило.

Выдержав паузу, достаточную для того чтобы прийти в себя, я спросил

дона Хуана:

- Но почему же маги древней Мексики, да и все сегодняшние маги,

хотя и видят хищников, никак с ними не борются?

- Ни ты, ни я не можем ничего с ними поделать, - сказал дон Хуан

упавшим голосом. - Все, что мы можем сделать, это дисциплинировать себя

настолько, чтобы они нас не трогали. Но как ты предложишь своим

собратьям пройти через все связанные с этим трудности? Да они посмеются

над тобой, а наиболее агрессивные всыплют тебе по первое число. И не

потому, что они не поверят тебе. В глубинах каждого человека кроется

наследственное, подспудное знание о существовании хищников.

Мой аналитический ум напоминал йо-йо, чертика на резинке. Он то

покидал меня, то возвращался, то покидал опять и снова возвращался. Все,

что говорил дон Хуан, было нелепым, невероятным. И в то же время это

было вполне разумным и таким простым. Это объясняло все противоречия,

приходившие мне в голову. Но как можно было относиться ко всему этому

серьезно? Дон Хуан толкал меня под лавину, которая грозила навсегда

сбросить меня в пропасть.

Меня захлестнула очередная волна ощущения угрозы. Она не исходила

от меня, а составляла со мной одно целое. Дон Хуан проделывал со мной

нечто таинственным образом хорошее и в то же время пугающе плохое. Я