в детстве при посещении морга, но этот новый страх был не
физической реакцией, а психологическим переворотом.
- Это уже ближе, - сказал дон Хуан, - но и эта история еще слишком
личная. Она отвратительна. Меня от нее тошнит, но в ней чувствуется
большой потенциал.
Мы с доном Хуаном посмеялись над тем, какой ужас содержится в
ситуациях повседневной жизни. К этому времени я уже окончательно
погрузился в самые мрачные воспоминания и рассказал дону Хуану о моем
лучшем друге, Рое Голдписсе. Вообще-то у него была польская фамилия, но
друзья дали ему прозвище Голдписс, потому что, чего бы он ни коснулся,
все превращалось в золото; он был прирожденным бизнесменом.
Но талант к бизнесу превратил его в сверхамбициозного человека. Он
хотел стать первым богачом мира. Оказалось же, что конкуренция на этом
поприще слишком жесткая. Голдписс жаловался, что, делая свой бизнес в
одиночку, он не мог тягаться с лидером некоей исламской секты, которому
каждый год жертвовали столько золота, сколько он сам весил. Перед
взвешиванием этот лидер секты старался съесть и выпить столько, сколько
позволял его желудок.
Итак, мой друг Рой немного опустил планку и решил стать самым
богатым человеком в Соединенных Штатах. Но и на этом уровне конкуренция
была просто бешеная. Он спустился еще ниже: уж в Калифорнии-то он сможет
быть самым богатым человеком. Однако и тут он опоздал. И он отказался от
мысли, что со своей сетью киосков, торгующих пиццей и мороженым, он
сможет соперничать с уважаемыми семьями, которые владеют Калифорнией. Он
настроился на то, чтобы быть первым воротилой в Вудланд-Хиллз, его
родном пригороде Лос-Анджелеса. Но, к несчастью для него, на одной с ним
улице жил мистер Марш, владевший фабриками по производству лучших в
Америке матрасов, невообразимый богач. Разочарованию Роя не было
пределов. Он так страдал, что в конце концов испортил себе здоровье. В
один прекрасный день он умер от аневризмы мозга.
Его смерть стала причиной моего третьего визита в покойницкую. Жена
Роя попросила меня, как его лучшего друга, позаботиться о том, чтобы
труп был должным образом обряжен. Я отправился в погребальную контору, а
там секретарь провел меня во внутреннее помещение. Когда я вошел, мастер
как раз хлопотал вокруг своего высокого мраморного стола. Он с силой
толкал двумя пальцами вверх уголки уже застывшего рта покойника. Когда
наконец на мертвом лице Роя появилась гротескная улыбка, мастер
повернулся ко мне и сказал подобострастно: - Надеюсь, вы будете довольны,
сэр. Жена Роя - мы уже никогда не узнаем, любила она его или нет, -
решила похоронить его со всей пышностью, какой он заслуживал. Она
заказала очень дорогой гроб, похожий на телефонную будку; фасон она
позаимствовала из кинофильма. Роя должны были похоронить в сидячем поло-
жении, как будто он ведет деловые переговоры по телефону.
Я не остался на похороны. Уехал с очень тяжелым чувством, смесью
бессилия и злости - такой злости, которую не изольешь ни на кого.
- Да, сегодня ты действительно мрачен как никогда, - заметил дон
Хуан, смеясь, - но несмотря на это, - а может, и благодаря этому, - ты
почти у цели. Уже подошел вплотную.
Я всегда удивлялся тому, как менялось мое настроение при каждой
встрече с доном Хуаном. Приезжал я расстроенный, брюзжащий и мнительный.
Но через некоторое время мое настроение чудесным образом менялось, я
становился все более экспансивным, а затем вдруг успокаивался - таким
спокойным я никогда не бывал в повседневной жизни. Мое новое настроение
отражалось и в моей речи. Обычно я говорил как глубоко неудовлетворенный
человек, еле сдерживающийся, чтобы не начать жаловаться вслух, но жалоб-
ным был уже сам голос.
- А ты можешь привести мне пример памятного события из своего
альбома, дон Хуан? - спросил я в привычном тоне скрытой жалобы. - Если
бы я знал, что тебе нужно, мне было бы легче. Пока что я просто блуждаю
в потемках.
- Не объясняй слишком много, - сказал дон Хуан, сурово взглянув на
меня. - Маги говорят, что в каждом объяснении скрывается извинение.
Поэтому, когда ты объясняешь, почему ты не можешь делать то или другое,
на самом деле ты извиняешься за свои недостатки, надеясь, что слушающие
тебя будут добры и простят их.
Когда на меня нападают, мой любимый защитный маневр -
демонстративно не слушать нападающих. У дона Хуана, однако, была
отвратительная способность захватывать все мое внимание без остатка.
Нападая на меня, он всегда умудрялся заставить меня слушать каждое его
слово. Вот и