тоска, возникло из этой полутьмы или, может быть,
из ощущения, что я пойман в ловушку. Я так устал, что хотел уйти, и в то
же время и с той же силой я хотел остаться.
Голос дона Хуана дал мне чувство некоторого контроля. По-видимому,
он знал причину и глубину моего смятения и говорил соответствующим
голосом. Его жесткость помогла мне обрести контроль над тем, что легко
могло стать истерической реакцией на усталость и умственное возбуждение.
-Пересказывание событий - магическая процедура, - сказал он. - Это
не просто рассказывание историй. Это видение структуры, лежащей в основе
событий. Вот почему пересказывание настолько важно и обширно.
По просьбе дона Хуана я рассказал ему событие, которое вспомнил.
- Как кстати, - сказал он и кашлянул от удовольствия. - Могу только
заметить, что воины-путешественники катятся под действием ударов. Они
идут туда, куда их ведет этот импульс. Сила воинов-путешественников в
том, чтобы быть бдительными, получать максимальный эффект от
минимального импульса. И прежде всего их сила состоит в невмешательстве.
У событий есть своя сила и тяготение, а путешественники - это просто
путешественники. Все вокруг них предназначено только для их глаз. Таким
способом путешественники строят смысл каждой ситуации, даже не спрашивая,
произошла она так или иначе.
- Сегодня ты вспомнил событие, которое подытоживает всю твою жизнь,
- продолжал он. - Ты всегда встречаешься с такой же ситуацией, как та,
в которой ты так и не принял решения. Тебе так и не пришлось выбирать,
принять бесчестную сделку Фалело Кироги или отказаться от нее.
- Бесконечность всегда ставит нас в это ужасное положение, когда
нужно выбирать, - говорил он. - Мы хотим бесконечности, но в то же
время мы хотим сбежать от нее. Ты хочешь послать меня подальше, но в то
же время тебе неудержимо хочется остаться. Тебе было бы бесконечно легче
просто неудержимо хотеть остаться.
ИГРА ЭНЕРГИИ НА ГОРИЗОНТЕ
Отчетливость проводника дала новый импульс моему перепросмотру.
Старое настроение сменилось новым. С этого момента я начал вспоминать
события моей жизни с безумной ясностью. Словно внутри меня был построен
барьер, из-за которого я жестко держался за убогие и нечеткие
воспоминания, и проводник разбил его вдребезги. До этого события
моя память была для меня расплывчатым способом извлечения информации о
тех вещах, которые произошли и которые я чаще всего хотел забыть. По
существу, мне было совершенно неинтересно вспоминать что-либо из моей
жизни. Поэтому я, по правде говоря, не видел ни малейшего смысла в этом
бесполезном занятии перепросмотром, которое дон Хуан мне практически
навязал. Для меня это было каторгой, которая сразу же меня утомляла и
только подчеркивала мою неспособность концентрироваться.
Тем не менее я послушно составил списки людей и приступил к
беспорядочным попыткам будто бы вспоминать свое общение с ними.
Недостаток ясности при сосредоточении на них не останавливал меня. Я
выполнял то, что считал своей обязанностью, независимо от того, что я на
самом деле чувствовал. По мере практики ясность воспоминания улучшилась,
как я думал, удивительно. Я мог, так сказать, спускаться в отдельные
события с достаточной восприимчивостью, которая была пугающей и вместе с
тем стоящей. Но после того, как дон Хуан познакомил меня с идеей
привратника, сила моего воспоминания стала такой, которую я не мог даже
назвать.
Следование по моему списку людей сделало перепросмотр очень
формальным и трудновыполнимым, как этого и хотел дон Хуан. Но время от
времени что-то во мне вырывалось на свободу, что-то, заставляющее меня
сосредоточиваться на событиях, не относящихся к моему списку. Событиях,
ясность которых была настолько безумной, что я был пойман и погружен в
них, возможно, даже глубже, чем когда прожил эти события. Каждый раз,
когда я таким способом перепросматривал, я делал это с оттенком
отрешенности, благодаря которой я видел те вещи, на которые я не обращал
внимания, когда на самом деле мучился от них.
Первый случай, когда вспоминание события потрясло меня до основания,
произошел после того, как я прочитал лекцию в колледже в Орегоне.
Студенты, ответственные за организацию лекции, повезли меня и моего
коллегу-антрополога в какой-то дом, чтобы переночевать там. Я собирался
поехать в мотель, но они настояли на том, чтобы отвезти нас в дом ради
нашего же удобства. Они сказали, что это за городом и нет никакого шума:
самое тихое место в мире, без никаких телефонов, никакого вмешательства
извне.