в его
жизни было больше, чем можно себе представить. И все же оба нагваля были
поразительно похожи друг на друга, так как у обоих не было ничего внутри.
Они были пусты. Нагваль Элиас представлял собой, набор удивительных,
притягательных рассказов о неведомых местах. Нагваль Хулиан был набором
историй, которые расшевелили бы любого и заставили бы его корчиться от
смеха. Но когда бы я ни попытался выявить в них человека, реального
человека - выявить его так, как я мог бы указать на человека в своем
отце, во всех остальных, кого я знал, - я не мог обнаружить ничего.
Вместо реального человека в них была только пачка историй о неизвестных
людях. У обоих этих нагвалей были свои склонности, однако конечный
результат всегда оказывался одним и тем же: пустота, - пустота, в
которой отражался не мир, а бесконечность.
Дон Хуан принялся объяснять, что, начиная с того момента, когда
человек пересекает особый порог бесконечности - по собственной воле или
непреднамеренно, как это случилось со мной, - все, что происходит с ним,
уже не относится исключительно к его собственному миру, но связано с
царством бесконечности.
- Встретившись в Аризоне, мы оба пересекли особый порог, -
продолжил он. - Этот порог отмечался не одним из нас, а самой
бесконечностью. Бесконечность - это все, что нас окружает. - Он произнес
это и широко развел руки, словно охватывая все вокруг. - Маги моей линии
называют это бесконечностью, духом, темным морем осознания и говорят,
что это нечто, что существует где-то там и управляет нашими жизнями.
Я совершенно точно понимал все, что он говорил, но одновременно
никак не мог взять в толк, что за чертовщину он несет. Я спросил, было
ли пересечение порога случайным событием, вызванным непредсказуемыми
обстоятельствами, волей случая. Он ответил, что и его, и мои шаги
направлялись бесконечностью, а те обстоятельства, которые казались
случайными, на самом деле подчинялись активной стороне
бесконечности. Он назвал ее намерением.
- То, что свело нас вместе, - продолжил он, - было намерением
бесконечности. Невозможно объяснить, что такое намерение бесконечности,
и все же оно здесь, такое же осязаемое, как ты и я. Маги говорят, что
это дрожание воздуха. Преимущество магов заключается в том, что им
известно о существовании дрожания воздуха и они уступают ему без
каких-либо колебаний. Для магов оно является чем-то не допускающим ни
обдумывания, ни удивления, ни предположений. Они знают, что у них есть
единственная возможность - слиться с намерением бесконечности. И они
просто делают это.
Ничто не могло быть для меня более ясным, чем эти слова. Что
касалось меня самого, то истинность его слов была совершенно не
требующей доказательств, и мне просто в голову не приходило размышлять о
том, как такие бессмысленные утверждения могут звучать настолько
рационально. Я понимал, что все, сказанное доном Хуаном, - не просто
банальные истины; я мог подтвердить это самим своим существом. Я знал
все то, о чем он говорил. У меня возникло ощущение, что я уже переживал
каждую подробность того, что он описывал.
На этом все закончилось. Казалось, что-то во мне обмякло. Именно в
этот миг мне в голову пришла мысль о том, что я теряю рассудок. Я был
ослеплен этими дикими заявлениями и потерял какое-либо чувство
объективности. Из-за этого я в спешке покинул дом дона Хуана, до глубины
души испуганный неким незримым врагом. Дон Хуан проводил меня до машины.
Он прекрасно понимал, что со мной творится.
- Не волнуйся, - сказал он, опуская руку мне на плечо.
- Ты не сходишь с ума. То, что ты чувствовал, - просто легкий
толчок бесконечности.
Со временем я смог найти подтверждения того, что дон Хуан
рассказывал о своих учителях. Сам дон Хуан Матус был именно таким,
какими он описывал их обоих. Я могу позволить себе утверждать даже нечто
большее: он был каким-то невероятным слиянием их обоих - чрезвычайно
спокойным и погруженным в себя, но, с другой стороны, очень открытым и
веселым. Самым точным из прозвучавших в тот день описаний того, что
представляет собой нагваль, были его утверждения, что нагваль пуст и эта
пустота отражает не мир, а бесконечность.
В отношении дона Хуана Матуса нельзя придумать более справедливых
слов. Его пустота отражала бесконечность. Я никогда не видел его
неистовым и не слышал от него каких-либо утверждений в отношении самого
себя. В нем не было ни малейшей склонности обижаться или сожалеть о
чем-либо. Его пустота была пустотой воина-странника, доведенной до
такого