Карлос Кастанеда

Активная сторона бесконечности

в такт музыке. Правую руку она положила на

макушку, словно маленькая девочка, которая не уверена, что сможет

выполнить сложное движение.

- Поворот, поворот, поворот, - пропела она, вращаясь как волчок.

- Зад, зад, зад, - сказала она, показывая мне свою голую заднюю

часть, как это делают в канкане.

Эту последовательность она повторяла снова и снова, пока музыка не

начала затихать. Пружина виктролы разматывалась. У меня появилось

ощущение, что мадам Людмила уходит куда-то вдаль, становясь все меньше,

по мере того, как музыка становится тише. Какое-то отчаяние и одиночес-

тво - я и не знал, что такие чувства живут во мне - вырвалось из самых

глубин моего существа на поверхность и заставило меня вскочить и

выбежать из комнаты. Как безумный, я скатился вниз по лестнице и вылетел

из дома на улицу.

Эдди стоял у подъезда, беседуя с двумя мужчинами в блестящих

голубых костюмах. Увидев, как я выбежал, он начал надрывно хохотать.

- Ну как, круто? - спросил он, по-прежнему стараясь говорить как

американец. - "Фигуры перед зеркалом - это только начало". Какой класс!

Какой класс!

Рассказывая эту историю дону Хуану в первый раз, я упомянул о том,

что на меня произвели очень глубокое впечатление цирковая мелодия и

старая проститутка, неуклюже кружащаяся под эту музыку. И еще мне было

очень неприятно осознать, насколько бездушен мой друг.

Когда я закончил рассказывать этот случай во второй раз - в этих

соноранских предгорьях, - я весь дрожал. На меня загадочным образом

воздействовало нечто совершенно неопределенное.

- Эта история, - сказал дон Хуан, - должна войти в твой альбом

памятных событий. Твой друг, сам того не подозревая, дал тебе, как он

правильно заметил, нечто такое, что останется с тобой на всю жизнь.

- Для меня это просто грустная история, дон Хуан, но это и все, -

заявил я.

- Она действительно грустна, как и другие твои истории, - ответил

дон Хуан, - но она совсем другая, она может быть памятной для тебя,

потому что она затрагивает каждого из нас, людей, а не только тебя, в

отличие от других твоих сказок. Видишь ли, как и мадам Людмила, мы все -

старые и молодые - делаем свои "фигуры перед зеркалом", в том или ином

виде. Вспомни все, что ты знаешь о людях. Подумай о людях на этой Земле,

и ты поймешь без тени сомнения, что не важно, кто они или что бы они ни

думали о себе, чем бы ни занимались, результат их действий всегда один и

тот же: бессмысленные фигуры перед зеркалом.

Часть первая

ТРЕПЕТ В ВОЗДУХЕ

ПУТЕШЕСТВИЕ СИЛЫ

Когда я познакомился с доном Хуаном, я был очень прилежным

студентом-антропологом и хотел начать свою антропологическую карьеру,

опубликовав как можно больше материалов. Мне обязательно нужно было

вскарабкаться вверх по академической лестнице, а для этого, по моим рас-

четам, не могло быть лучшего старта, чем собирание данных по

использованию лекарственных растений индейцами юго-запада США.

Сначала я попросил одного профессора антропологии, работавшего в

этой области, чтобы он что-нибудь посоветовал мне по поводу моего

проекта. Он был выдающимся этнологом и опубликовал в конце тридцатых и

начале сороковых годов много работ об индейцах Калифорнии и Сопоры

(Мексика). Он терпеливо выслушал мой план. Идея заключалась в том, чтобы

написать статью, озаглавить ее "Этноботанические данные" и опубликовать

в одном журнале, посвященном исключительно антропологическим проблемам

юго-запада Соединенных Штатов.

Я предполагал собрать лекарственные растения, привезти их образцы в

Ботанический сад Университета Калифорнии в Лос-Анджелесе, где точно

определят их виды, а затем описать, как и для чего индейцы Юго-Запада

употребляют их. Я уже представлял себе тысячи гербарных листов. В

туманном будущем вырисовывалось даже издание небольшой энциклопедии по

данной теме. Профессор снисходительно улыбнулся: - Не хотелось бы

охлаждать ваш энтузиазм, - сказал он усталым голосом, - но я не могу не

отозваться о вашем усердии в негативном смысле. Усердие в антропологии

приветствуется, но оно должно быть направлено в нужное русло. Мы все еще

переживаем золотой век антропологии. Я имел счастье учиться у Альфреда

КрЯбера и Роберта Лоуи, двух столпов общественных наук. Я не посрамил их

доверия. Я по-прежнему считаю антропологию фундаментальной дисциплиной.

Все остальные дисциплины должны ответвляться от антропологии. Вся

область истории, например, должна называться "исторической

антропологией", а область философии - "философской антропологией". Чело-