Карлос Кастанеда

Искусство сновидения 1994г

проходили мимо.

Собачий лай вызвал во мне незнакомое и сильное чувство. Я должен

был остановиться. Я облегченно вздохнул, прислонившись плечами к стене.

Прикосновение к стене было шокирующим, не потому что стена была

необычная, а потому, что то, к чему я прикоснулся, было настоящей

твердой стеной, как любая другая стена, до которой я когда-либо

дотрагивался. Я почувствовал это своей свободной рукой. Я провел

пальцами по ее грубой поверхности. Это действительно была стена.

Ее ошеломляющая реальность немедленно заставила меня забыть об этом

необычном ощущении, и ко мне вернулся интерес к продолжению наблюдения.

В особенности я искал те черты, которые соотносились бы с городом моего

дня. Тем не менее, как я ни пытался, соответствий не находилось. В этом

городе тоже была площадь, но она находилась перед церковью. На площадь

выходила галерея.

В лунном свете холмы вокруг города были ясно видны и почти

узнаваемы. Я пытался сориентироваться, наблюдая за Луной и звездами так,

словно я находился в реальной повседневной жизни. Месяц был на ущербе,

вероятно, был первый день после полнолуния. Он находился высоко над

горизонтом. Должно быть, было между восемью и девятью часами вечера. Я

видел Орион справа от Луны; две главные звезды - Бетельгейзе и Ригель -

находились на одном уровне с Луной. Я определил начало декабря. Мое

время было - май. В мае Орион нигде в это время суток не виден. Я

смотрел на Луну очень долго. Ничего не изменилось. Это была Луна,

насколько я мог судить. Несоответствие во времени очень меня взволновало.

Обследовав горизонт на юге, я подумал, что смогу различить

колоколообразную вершину, которую было видно из внутреннего дворика дона

Хуана. Затем я пытался определить, где может быть его дом. На мгновение

мне показалось, что я нашел. Я так увлекся, что отпустил руку женщины.

Тут же меня охватило невероятное волнение. Я знал, что должен

возвращаться в церковь, потому что если я этого не сделаю, мне грозит

смерть. Я повернулся и бросился к церкви. Женщина быстро схватила мою

руку и последовала за мной. Пока мы быстрым шагом приближались к церкви,

я понял, что в этом сновидении мы находились в той части города,

которая была позади церкви. Если бы я принял это во внимание, возможно,

я бы смог сориентироваться. Но у меня уже не хватало внимания

сновидения. Я сосредоточил его остаток целиком на деталях архитектуры и

орнамента задней части церкви. Я никогда не видел эту часть строения в

мире обыденной жизни и подумал, что если я зафиксирую в своей памяти ее

детали, то смогу сравнить их с деталями реальной церкви.

Этот план экспромтом возник в моей голове. Но что-то внутри меня

презирало эти мои попытки все обосновать. На протяжении моего

ученичества меня постоянно беспокоила потребность объективности,

которая заставляла меня проверять и перепроверять все, что касалось

мира дона Хуана. Это была не то чтобы возведенная в ранг закона

необходимость, но скорее потребность использовать стремление к

объективности как опору в моменты наиболее сильных противоречий в

познании. Когда появлялось время, чтобы проверить то, что я намечал,

- я никогда не доводил этого до конца.

В церкви мы с женщиной опустились на колени перед небольшим

алтарем на левой стороне, там, где мы были раньше. И в следующее

мгновение я поднялся в хорошо освещенной церкви моего дня.

Женщина перекрестилась и встала. Я машинально проделал то же. Она

взяла меня за руку и пошла к двери.

- Подожди, подожди, - сказал я, удивившись, что могу говорить.

Я не мог четко сформулировать свои мысли, но хотел задать ей

непростой вопрос. Я хотел спросить, каким образом кто-либо может

обладать энергией в такой степени, чтобы создать визуальный образ

каждой детали целого города.

Улыбаясь, женщина ответила на мой невысказанный вопрос. Она сказала,

что у нее очень хорошо получается воспроизведение визуального образа,

потому что после того, как она занималась этим на протяжении всей своей

обычной жизни, у нее было еще много-много жизней, чтобы

совершенствоваться.

Она добавила, что город, в котором я побывал, и церковь, в которой

мы говорили, были примерами ее недавних опытов в создании зрительных

образов. Церковь была той самой церковью, где был пономарем Себастьян.

Она поставила перед собой задачу запомнить мельчайшие детали каждого

угла этой церкви и этого города - просто для тренировки, безо всякой на

то жизненной необходимости.

Она завершила свою речь последней, самой беспокоящей мыслью:

- Поскольку