Карлос Кастанеда

Сила безмолвия 1987г

вещи. Я изменил ситуацию,

почувствовав себя огромным и свирепым. Чувства, обработанные таким

образом, называются "намерением".

- Твоя точка сборки уже переместилась еще чуть-чуть, - продолжал он.

- теперь ты находишься в позиции, где ты либо потеряешь полученное, либо

заставишь свою точку сборки выйти за то местоположение, где она находится

сейчас.

Он сказал, что, вероятно, каждый человек в нормальных жизненных

условиях в одно или другое время имеет возможность уйти от пут

условностей. Он подчеркивал, что не имеет в виду социальные условности,

которые связывают наше восприятие. Минуты восторга может хватить для

сдвига наших точек сборки и ликвидации наших условностей. Точно так же и с

моментами испуга, болезни, гнева или горя. Но обычно, в момент, когда у

нас есть шанс сдвинуть наши точки сборки, мы становимся испуганными. В

игру вступает наш религиозный, академический, социальный фон. Он убеждает

нашу безопасность вернуться в стадо, возвращая наши точки сборки к

предписанной позиции, позиции нормального жития.

Он сказал мне, что все мистики и духовные учителя, которых я знал,

поступали следующим образом: их точки сборки сдвигались либо с помощью

дисциплины, либо случайно до определенной точки, а затем они возвращались

в нормальное состояние, имея при себе воспоминание, которое служило им всю

жизнь.

- Ты мог стать очень набожным и добрым парнем, - продолжал он. - и

забыть о первом движении твоей точки сборки. Или ты мог выскочить за свои

разумные ограничения. Но ты по-прежнему находишься внутри них.

Я знал, о чем он говорит, но у меня была какая-то странная

нерешительность, которая заставляла меня колебаться.

Дон Хуан выдвинул следующий аргумент. Он сказал, что обычный человек,

неспособный найти энергию для осознания того, что существует за пределами

его повседневного мира, называет сферу экстраординарного восприятия магии

колдовством или деятельностью дьявола, бросаясь прочь от нее без хотя бы

какой-нибудь ее проверки.

- Но ты не можешь поступать таким образом, - продолжал дон Хуан. -

тебя не назовешь религиозным, и ты слишком любопытен, чтобы так легко все

отбросить. Единственной вещью, которая тормозит тебя сейчас, является

трусость.

- Преврати все в то, чем оно является - в абстрактное, дух, нагваль.

Нет колдовства, нет зла, нет дьявола. Есть только восприятие.

Я понял его. Но не мог точно выразить, что же он хотел от меня.

Я взглянул на дон Хуана, пытаясь найти более подходящие слова.

Кажется, я вошел в крайние функциональные рамки ума и не хотел потратить

зря ни одного слова.

- Будь гигантом, - приказал он мне, улыбаясь. - избавься от рассудка.

Тогда я понял, чего он хотел. Фактически, я знал, что могу увеличить

интенсивность моих чувств размера и свирепости до тех пор, пока на самом

деле не стану гигантом, возвышающимся над кустами и наблюдающим все вокруг

нас.

Я попытался выразить свои мысли, но тут же отказался от этого. Я

понял, что дон Хуан знает все, о чем я думаю, и, по-видимому, даже еще

больше.

А затем со мной произошло нечто невероятное. Моя способность

рассуждать перестала функционировать. Я буквально чувствовал, что меня как

бы накрыло темной пеленой, которая скрыла все мои мысли. И я позволил уйти

моему рассудку с непринужденностью того, кто не заботится о мире. Я был

убежден, что если захочу развеять эту непроглядную тьму, мне потребуется

лишь почувствовать себя прорывающимся через нее.

В этом состоянии я ощутил, что двигаюсь вперед, набирая ход. Что-то

вынуждало меня физически передвигаться из одного места в другое. Я не

испытывал никакой усталости. Скорость и легкость, с которыми я

передвигался, окрыляли меня.

Я не чувствовал, что иду - но я и не летел. Скорее, меня несла

поразительная легкость. Мои движения становились резкими и неизящными

только тогда, когда я пытался думать о них. Когда же я наслаждался ими

бездумно, я входил в уникальное состояние физического восторга, для меня

совершенно беспрецедентного. Если я когда-нибудь в жизни и имел подобные

случаи физического счастья, то они, наверное, были настолько скоротечными,

что я не сохранил о них воспоминания. И все же, когда я испытывал этот

экстаз, появлялось смутное узнавание, словно я знал его, но забыл.

Оживление от движения через чапарель было таким сильным, что все

остальное исчезло. Для меня существовало только одно - эти периоды

оживления и моменты, когда я прекращал двигаться и находил себя в

чапареле.

Но еще более необъяснимым было полное телесное ощущение парения над