Карлос Кастанеда

Сила безмолвия 1987г

что поколения нагвалей собирали своих учеников через годы

после того, как их собственные учителя покидали мир, - объяснил он. -

Кроме моего бенефактора. Я стал учеником нагваля Хулиана за восемь лет до

того, как его бенефактор оставил мир. У меня была милость восьми лет. Это

наиболее удачная вещь из всех тех, что случались со мной, поэтому у меня

была возможность научиться двум противоположным темпераментам. Это похоже

на то, когда тебя воспитывает могущественный отец и еще более

могущественный дед, которые не сходятся во взглядах. В таком соперничестве

дед всегда выигрывает. Поэтому я собственно продукт учения нагваля Элиаса.

Я ближе к нему не только по темпераменту, но и по взглядам, и как уже

говорил, обязан ему своей прекрасной настройкой. Однако, большую часть

работы, которая привела меня к превращению из жалкого существа в

безупречного воина, проделал мой бенефактор, нагваль Хулиан.

- Как физически выглядел нагваль Хулиан?, - спросил я.

- Ты знаешь, к этому дню мне трудно визуализировать его, - сказал дон

Хуан. - Я знаю, это звучит абсурдно, но в зависимости от его потребностей

и обстоятельств, он был либо молодым, либо старым, красивым или

безобразным, расслабленным и хилым или сильным и мужественным, толстым или

стройным, среднего или очень низкого роста.

- Ты хочешь сказать, что он был актером, исполнявшим разные роли с

помощью реквизита?

- Нет, реквизит здесь не вовлекался, да и просто актером его не

назовешь. Он, конечно, был великий актер в своем роде, но это нечто

другое. Суть в том, что он был способен трансформировать себя и

становиться всеми этими диаметрально противоположными персонажами. Будучи

актером, он мог изобразить все мельчайшие особенности поведения, которые

делают реальным каждое отдельное существо. Можно сказать, что он был волен

в любой перемене существа, как волен ты в любой перемене одежды.

Я нетерпеливо попросил дон Хуана рассказать мне побольше о

трансформациях его бенефактора. Он сказал, что кое-кто научил его тому, как

извлекать эти трансформации, но для того, чтобы объяснить это кому-либо

другому, ему придется частично обратиться к другим историям.

- А как нагваль Хулиан выглядел, когда не трансформировал себя? -

спросил я.

- Надо отметить, что до того как он стал нагвалем, он был очень

стройным и мускулистым, - сказал дон Хуан. - У него были черные, густые и

вьющиеся волосы, длинный, тонкий нос, сильные, белые и крупные зубы,

овальное лицо, мужественный рот и темно-коричневые глаза. Рост-пять футов

и восемь дюймов (172, 2 см). Он не был индейцем, не был смуглым

мексиканцем, как не был и белым англичанином. В сущности, его цвет лица

казалось был единственным в своем роде, особенно в его последние годы,

когда он постоянно менялся от темного к очень светлому обратно к темному.

Когда я первый раз встретил его, он был светло-коричневым стариком, затем

прошло время, и он стал светлокожим молодым человеком, возможно только на

несколько лет старше меня. Мне в то время было двадцать лет.

- Но если перемены его внешнего вида были удивительны, - продолжал

дон Хуан, - перемены поведения и настроения, которые сопровождали каждую

трансформацию, были еще более изумительны. Например, когда он был толстым

и молодым, это был веселый и сладострастный человек. Когда он становился

худым и старым, это был мелочный и мстительный старикашка. А когда

становился жирным стариком, он представал перед нами величайшим глупцом.

- Он был когда-нибудь самим собой? - спросил я.

- Не в том смысле, как я, - ответил он. - поскольку меня не

интересует трансформация, я всегда один и тот же. А он во всем отличался

от меня.

Дон Хуан посмотрел на меня, как бы оценивая мою внутреннюю прочность.

Он улыбнулся покачал головой и разразился веселым смехом.

- Что здесь смешного, дон Хуан? - спросил я.

- Тот факт, что ты по-прежнему излишне щепетилен и очень жестко

оцениваешь природу трансформаций моего бенефактора и их тотальный размах,

- сказал он. - а я уверен, что когда расскажу тебе о них, ты потеряешь к

ним нездоровое влечение.

По какой-то причине мне вдруг стало ужасно неудобно, и я сменил тему.

- Почему нагвалей называют "бенефакторами", а не просто учителями? -

спросил я нервно.

- Называть нагваля бенефактором - это жест его учеников. Нагваль

вызывает у них подавляющее чувство благодарности. В конце концов, нагваль

формирует их и ведет через невообразимые пространства.

Я заметил, что обучение, по моему мнению, было величайшим и наиболее