Карлос Кастанеда

Сила безмолвия 1987г

счастливым и довольным, - сказал он дон Хуану. - если ты

не сделаешь этого, женщины выкинут тебя отсюда. Одна перспектива этого

должна пугать тебя. Используй свой страх как движущую силу. Это все, что у

тебя осталось.

Все колебания и мысли, которые осаждали дон Хуана, вмиг испарились

при виде человека-чудовища. Монстр нетерпеливо ожидал на краю невидимой

линии, осознавая, по-видимому, какой ненадежной была позиция дон Хуана.

Казалось, что он страшно голоден, и теперь с тревогой ожидает

долгожданного пира.

Нагваль Хулиан вбил клин страха еще глубже.

- Если бы я был на твоем месте, - сказал он дон Хуану. - я бы вел

себя как ангел. Я делал бы все, что понравится этим женщинам, только бы

быть подальше от этой дьявольской скотины.

- Теперь ты видишь монстра? - спросил дон Хуан.

- Конечно, - ответил он. - и я вижу, что если ты уйдешь, или женщины

прогонят тебя, это чудище поймает тебя и закует в оковы. Это наверняка

изменит твое отношение. У рабов нет выбора. Они должны хорошо вести себя

со своим господином. Они говорят, что боль, причиняемая тираном,

превосходит границы возможного.

Дон Хуан знал, что его единственная надежда в том, чтобы стать

настолько приятным, насколько это возможно вообще. Страх стать жертвой

этого человекообразного чудовища был действительно мощной психологической

силой.

Дон Хуан сказал мне, что по какой-то причуде своего характера он был

грубым только с женщинами, но никогда не вел себя плохо в присутствии

нагваля Хулиана. По какой-то причине, которую дон Хуан не мог определить,

в его уме сложилось мнение, что нагваль - не тот человек, с кем можно

притворяться, ни сознательно, ни подсознательно.

Другой домочадец - необщительный мужчина - для дон Хуана не имел

значения. Дон Хуан составил о нем мнение еще при первой встрече с ним и в

расчет его не принимал. Ему казалось, что мужчина был слабым, ленивым и

находился под каблуком красивых женщин. Позднее, когда дон Хуан лучше

осознал личность нагваля, он узнал, что блеск других определенно затмевал

этого мужчину.

С течением времени природа лидерства и авторитета среди них стала

ясна для дон Хуана. Он был удивлен и даже восхищен, поняв, что здесь нет

ни лучших, ни худших. Некоторые из них выполняли обязанности, которые

другим были недоступны, но это не давало им превосходства, а просто делало

их разными. Однако, окончательное решение всегда автоматически оставалось

за нагвалем Хулианом, и он, по-видимому, получал огромное удовольствие,

выражая свои решения в форме грубых шуток, которые он направлял на

каждого.

Еще среди них существовала тайна о женщине, которую они называли

Талией, женщиной-нагваль. Никто не говорил дон Хуану, кто она была или что

значит быть женщиной-нагваль. Для него все же было ясным, что одна из семи

женщин была Талией. Все они так много говорили о ней, что любопытство дон

Хуана поднялось до огромных высот. Он задавал так много вопросов, что

женщина, которая была лидером остальных, пообещала научить его читать и

писать, чтобы он мог лучше использовать свои дедуктивные способности. Она

сказала, что он должен научиться скорее описывать вещи, чем загонять их в

память. Таким образом он соберет огромную коллекцию фактов о Талии,

фактов, которые он должен будет перечитывать и изучать до тех пор, пока

истина не станет очевидной.

Как бы предвосхищая циничный ответ, который возник в его уме, она

заявила, что хотя это и может показаться абсурдным усилием, попытка

узнать, кем была Талия, является одной из наиболее трудных и стоящих

задач, которые кто-либо может взять на себя.

Все это, сказала она, было шутливой частью. И уже серьезно добавила,

что дон Хуану необходимо изучить основы счетоводства, чтобы помогать

нагвалю управлять хозяйством.

Она немедленно принялась за ежедневные уроки, и за один год дон Хуан

продвинулся так далеко, что мог читать, писать и вести расчетные книги.

Все шло так гладко, что он не замечал перемен в себе, наиболее

значительной из которых было появление чувства беспристрастности. Пока он

занимался этим, у него продолжало оставаться впечатление, что в доме

ничего не происходит, наверное, потому, что он никак не мог распознать

своих домочадцев. Они были зеркалами, которые не давали отражения.

- Я укрывался в этом доме почти три года, - продолжал дон Хуан. - за

это время со мной происходили бесчисленные вещи, но я не думал тогда,

какими важными они были на самом деле. Или, скорее всего, я предпочитал

считать их неважными. Я был убежден, что все эти три года я только и