на себя.
Поздним вечером мы подъехали к большому дому, который группа дон
Хуана имела в сельской местности штата Синалса в Северо-западной Мексике.
Наше путешествие, казалось, вообще не потребовало много времени. Я не мог
вспомнить подробности нашей поездки. Все, что я знал о ней, пожалуй, было
то, что мы ни о чем не говорили. Дом казался пустым. Не было никаких
признаков, что в нем жили люди. Но я знал, что друзья дон Хуана находятся
в доме. Я чувствовал их присутствие, хотя и не видел их.
Дон Хуан зажег керосиновые лампы, и мы сели за массивный стол.
Казалось, что дон Хуан собирается поесть. Мне было интересно, что он
скажет или сделает, но в этот момент бесшумно вошла женщина и поставила на
стол большую тарелку с едой. Я не был готов к ее появлению, и когда она
вышла из темноты на свет, как бы возникнув из ниоткуда, я непроизвольно
открыл рот.
- Не пугайся, это я, Кармела, - сказала она и исчезла, вновь
растворившись в темноте.
А я все сидел с открытым ртом. Дон Хуан захохотал так сильно, что,
мне кажется, все, кто был в доме, услышали его. Я думал, что они придут
сюда, но никто не появился.
Я попробовал есть, но голодным не был. Тогда я начал размышлять о
женщине. Я не знал ее. То есть я почти узнал ее, но я не мог заставить
свое воспоминание подняться из тумана, который окутывал мои мысли. Я
яростно боролся с самим собой, проясняя свой ум, а когда почувствовал, что
на это потребуется слишком много энергии, то просто сдался.
Сразу после того, как я прервал свое размышление о ней, я начал
переживать странное, цепенящее беспокойство. Сначала мне казалось, что это
темный, массивный дом и безмолвие в нем и вокруг него угнетали меня. Но
потом моя тоска выросла до невероятных размеров, особенно когда я услышал
слабый собачий лай вдалеке. На миг мне показалось, что мое тело вот-вот
должно взорваться. Дон Хуан немедленно вмешался. Он подскочил ко мне и
начал давить мне на спину, пока она не затрещала. Давление на спину
немедленно вызвало облегчение.
Когда я успокоился, то понял, что вместе с беспокойством, которое
почти уничтожило меня, я потерял ясное чувство знания обо всем. Я больше
не мог предвещать того, как дон Хуан выразит словами то, что я знал.
А дон Хуан тем временем начал очень своеобразное объяснение. Сначала
он сказал, что причина беспокойства, заставшего меня врасплох с быстротой
молнии, заключалась во внезапном движении моей точки сборки, вызванным
неожиданным появлением Кармелы и моей неизбежной попыткой передвинуть свою
точку сборки в то место, где я мог бы вспомнить ее полностью.
Он посоветовал мне воспользоваться идеей периодических атак того же
типа беспокойства, и благодаря этому поддерживать движение моей точки
сборки.
- Любое движение точки сборки подобно умиранию, - сказал он. - все в
нас становится несвязным, а потом присоединяется к источнику огромнейшей
силы. Это увеличение энергии чувствуется как уничтожение беспокойства.
- И что же мне делать, когда это случится? - спросил я.
Ничего, - ответил он. - просто жди. Вспышка энергии пройдет. Опасно
не знать, что может случиться с тобой. А когда ты знаешь - это уже не
реальная опасность.
Потом он рассказал о древних людях. Он сказал, что древние люди
знали, и даже более прямым образом, что делать и как лучше обходиться с
этим. Но поскольку они все выполняли очень хорошо, у них начало
развиваться чувство самости, которое дало им веру, что они могут
предсказывать и планировать действия, которые были нужны им для
использования. Так появилась идея об индивидуальном "я", и это
индивидуальное "я" начало определять природу и сферу человеческих
поступков.
А когда чувство индивидуального "я" стало сильнее, люди потеряли
естественную связь с безмолвным знанием. Современный человек, будучи
наследником такого развития, теперь находит себя так безнадежно удаленным
от источников всего, что все, что бы он ни делал, выражает его отчаяние в
яростных и циничных актах самоуничтожения. Дон Хуан утверждал, что причина
отчаяния и цинизма человека заключена в небольшом остатке безмолвного
знания, который остался у него, и этот остаток совершает две вещи:
во-первых, он дает человеку представление о его древней связи с источником
всего, и во-вторых, создает у человека чувство, что без этой связи у него
не будет надежды на мир, удовлетворение и успех.
Мне показалось, что я поймал дон Хуана на противоречии. Я указал ему,
что он говорил мне когда-то, что борьба является естественным состоянием
воина, тогда как мир был аномалией.
-