желая убедиться, что я не дам дон
Хуану упасть.
Понадобилось две или три минуты, чтобы усадить дон хуана в машину.
- Скажи, чем я могу помочь тебе, дон Хуан? - умолял я.
- Разверни машину, - велел он запинающимся, едва слышным голосом, -
мне надо в другой конец города, в магазин. Там меня знают. Там мои друзья.
Я сказал ему, что не имею понятия, о каком магазине он говорит. Дон
Хуан начал что-то шептать бессвязно, у него началась истерика. Он яростно
бил ногами о пол машины и, надувая губы, сплевывал прямо себе на рубашку.
Потом у него наверняка был момент ясного сознания. Я был ужасно расстроен,
наблюдая, с каким усилием он пытается привести в порядок свои мысли. В
конце концов ему удалось объяснить мне, где находится нужный магазин.
Мой дискомфорт достиг наивысшего предела. Я боялся, что припадок дон
Хуана окажется гораздо серьезнее, чем я думал. Мне захотелось вылечить
его, отвезти к родным или к его друзьям, но я не знал их. Я не знал, что
мне делать дальше. Я развернулся и поехал к магазину, который, как он
сказал, был на другом конце города.
Я подумывал о том, чтобы вернуться в ресторан и спросить у официанта,
не знает ли он родных дон Хуана. Я надеялся, что кто-нибудь в магазине
узнает его. Чем больше я размышлял о своем неловком положении, тем больше
начинал жалеть себя. Дон Хуану приходил конец. У меня появилось ужасное
чувство потери, чувство судьбы. Мне будет нехватать его. Но чувство потери
сходило на нет от досады, что при худшем исходе все заботы о нем свалятся
на мои плечи.
Я колесил почти час, высматривая магазин, и не мог найти его. Дон
Хуан признался, что, возможно, он ошибается, и что магазин может быть в
другом городе. Вот тогда я полностью выдохся и понятия не имел о том, что
делать дальше.
В моем нормальном состоянии сознания у меня всегда было странное
чувство, что я знаю гораздо больше, чем говорит мне мой рассудок. Теперь
же под влиянием его умственного кризиса я был уверен, не зная почему, что
его друзья ждут дон Хуана где-то в Мексике, хотя не знал, где именно.
Мое изнеможение было более чем физическим. Это была смесь заботы и
вины. Меня тревожило, что я связался с хилым стариком, который, как я
теперь знал, по-видимому, был смертельно болен. И я чувствовал вину от
того, что оказался неверным ему.
Я остановил машину около береговой черты. Потребовалось около десяти
минут, чтобы вытащить дон Хуана из машины, мы пошли к океану, но стоило
нам приблизиться к нему, как дон Хуан шарахнулся в сторону и отказался
идти дальше. Он шептал, что воды залива Гуаямос пугают его.
Он повернулся и повел меня к большому квадрату - пыльной площади, на
которой не было даже скамеек. Дон Хуан опустился на бордюру. Пылеуборочная
машина прошла мимо нас, вращая стальными щетками, а так как вода не
увлажняла их, я задохнулся, кашляя, в облаке пыли.
Ситуация настолько беспокоила меня, что в моем уме мелькнула мысль, а
не бросить ли мне его прямо здесь. Я даже смутился, осознав такую мысль, и
похлопал дон Хуана по спине.
- Ты должен сделать усилие и сказать, куда мне везти тебя, - сказал я
мягко. - куда ты хочешь пойти со мной.
- Я хочу, чтобы ты пошел к черту, - ответил он ломаным, скрипучим
голосом.
Услышав его ответ, у меня появилось подозрение, что дон Хуан,
возможно, и не страдает от приступа, а просто переживает какое-то другое
разрушительное состояние, которое лишило его ума и сделало буйным.
Внезапно он встал и пошел от меня. Я отметил, каким слабым он
выглядел. Он постарел за несколько часов. Присущая ему энергия иссякла, и
теперь я видел перед собой ужасно старого и немощного человека.
Я поспешил помочь ему. Волна огромной жалости затопила меня. Я увидел
себя старым и слабым, почти неспособным передвигаться. Это было
невыносимо. Я был готов заплакать, но не за дон Хуана, а за себя. Я
поддерживал его за руку и молча пообещал, что буду присматривать за ним,
что бы там ни случилось.
Я погрузился в мечтательные самосожаления, когда вдруг почувствовал
цепенящую силу пощечины. Прежде чем я пришел в себя от неожиданности, дон
Хуан ударил меня по шее. Он стоял лицом ко мне, дрожа от бешенства. Его
губы были полуоткрыты и бесконтрольно дрожали.
- Кто ты? - крикнул он натянутым голосом.
Он повернулся к куче зевак, которые собрались к этому времени.
- Я не знаю, кто этот человек, - сказал он им. - помогите мне. Я
одинокий старый индеец. А он чужак и хочет убить меня. Они все ищут
одиноких старых людей и убивают их для удовольствия.
Поднялся шум неодобрения. Несколько молодых,