Карлос Кастанеда

Сила безмолвия 1987г

зажженный песней,

Как сон, как оттенок,

Который бросился в глаза,

И ты, сам по себе,

Возможно, умер навсегда,

Не поставив нас в известность об этом,

Мы отбросы, крошки, пепел тебя,

Ты, который все еще существуешь

Как звезда, обманувшая нас своим светом,

Пустым светом без звезды,

Который идет к нам,

Предлагая свою бесконечную катастрофу.

- Пока я слушал слова, - сказал дон Хуан, когда я кончил читать. - Я

чувствовал, что этот человек "видел" суть вещей, и я благодаря ему тоже

мог "видеть". Меня не волнует, о чем это стихотворение. Меня волнует

только чувство, которое страстное желание поэта донесло до меня. Я

заимствовал его страстное желание и, благодаря ему, заимствовал красоту. И

чудесно то, что он, как истинный воин, потратил ее на получателей и

зрителей, сохранив для себя только свое страстное желание. Эта встряска,

это потрясение красотой является "выслеживанием".

Я был очень тронут. Объяснение дон Хуана задело во мне необычную

струну.

- Ты хочешь сказать, дон Хуан, что смерть - единственный реальный

враг, которого мы имеем? - спросил я его минутой позже.

- Нет, - убежденно возразил он. - смерть - не враг, хотя она им и

кажется. Смерть не является нашим разрушителем, хотя мы и думаем о ней

таким образом.

- Что же она собой представляет тогда? - спросил я.

- Маги говорят, что смерть - единственный достойный оппонент,

которого мы имеем, - ответил он. - смерть - это то, что посылает нам

вызов. Мы рождены, чтобы принять этот вызов - и обычный человек, и маг. Но

маги знают об этом, а обычный человек - нет.

- Лично я скажу, дон Хуан, что жизнь, а не смерть, является вызовом.

- Жизнь - это процесс, с помощью которого смерть бросает нам вызов, -

сказал он. - смерть - активная сила. Жизнь - это арена. И на этой арене

есть только два соперника - ты и смерть.

- А я думаю, дон Хуан, что именно мы, люди, бросаем вызов, - сказал

я.

- Вовсе нет, - возразил он. - мы пассивны. Подумай об этом. Если мы и

начинаем шевелиться, то только тогда, когда чувствуем давление смерти.

Смерть задает темп нашим действиям и чувствам и неумолимо толкает нас до

тех пор, пока не ломает нас и не выигрывает схватку, или наоборот - мы

поднимаемся выше всех возможностей и побеждаем смерть.

- Маги побеждают смерть, и смерть признает свое поражение, позволяя

магам следовать свободно, и никогда она уже не бросит вновь свой вызов.

- И значит, эти маги становятся бессмертными?

- Нет. Не это имеется в виду, - ответил он. - смерть перестает

бросать им вызов, и это все.

- Но что это означает, дон Хуан? - спросил я.

- Это значит, что мышление делает кувырок в невообразимое, - ответил

он.

- А что является кувырком мышления в невообразимое? - спросил я,

пытаясь не показаться воинственным. - наша с тобой проблема в том, что мы

не разделяем одних и тех же значений слов.

- Ты говоришь неправду, - перебил меня дон Хуан. - ты понимаешь то,

что я имею в виду. Ты разыгрываешь пародию, требуя рационального

объяснения "кувыркания мышления". Ты точно знаешь, чем оно является.

- Нет, не знаю, - возразил я.

А потом я понял, что действительно знаю или, скорее, интуитивно

догадываюсь о том, что имеется в виду. Была какая-о часть меня, которая

превосходила пределы моей рациональности и могла понять, и могла объяснить

выше уровня метафор кувыркание мышления в невообразимое. Но беда состояла

в том, что эта часть меня была недостаточно сильной, чтобы выходить на

поверхность по желанию.

Все это я и сказал дон Хуану. Он захохотал и заметил, что мое

сознание подобно чертику на резинке. Иногда оно поднимается очень высоко,

и мое управление им оказывается проницательным, в другой же раз оно

спускается, и я становлюсь рациональным идиотом. Но большую часть времени

оно снует по недостойной медиане, где я ни рыба, ни мясо.

- Кувыркание мышления в невообразимое, - объяснил он со смиренным

вздохом. - является нашествием духа, разрушением наших перцептуальных

барьеров. Это момент, когда восприятие человека достигает своих пределов.

Маги, практикуя искусство следопыта, подвинутого курьера, зондируют наши

перцептуальные пределы. Это еще один аспект того, почему мне нравятся

стихи. Я воспринимаю их как продвижения курьеров. Но как я уже тебе

говорил, поэты, в отличие от магов, не знают, что эти продвижения могут

быть достигнуты.

Ранним вечером дон Хуан сказал, что мы обсудили уже массу вещей, и

спросил, хочу ли я пойти погулять. У меня было своеобразное состояние ума.

Я и раньше замечал в себе странную отрешенность, которая приходила