возможность добежать до машины и удрать отсюда, чтобы
никогда не возвращаться вновь.
Я пыхтел и потел, я все тер и тер веревку, пока мне не осталось
совсем немного. И вновь уперев ноги в колонну и обмотав веревку вокруг
предплечий, я отчаянно рванул ее. Веревка лопнула, а сила рывка откинула
меня на спину, и я кувырком влетел в дом.
Когда я с треском влетел в открытую дверь, дон Хуан, Висенте и
Сильвио Мануэль стояли посреди комнаты и аплодировали мне.
- Какое драматичное возвращение, - сказал Висенте, помогая мне
встать, - ты одурачил меня. Я не думал, что ты способен на такие вспышки.
Дон Хуан подошел ко мне и развязал узел, освобождая мою шею от куска
обмотанной веревки.
Меня трясло от страха, напряжения и гнета. Дрожащим голосом я спросил
дон Хуана, зачем он так издевается надо мной. Они засмеялись и на миг
показались совсем не грозными.
- Мы хотели проверить тебя и определить, к какому типу мужчин ты
действительно относишься, - сказал дон Хуан.
Он подвел меня к одной из кушеток и вежливо предложил присесть.
Висенте и Сильвио Мануэль сели в кресла, а дон Хуан опустился на другую
кушетку лицом ко мне.
Я нервно рассмеялся, но больше не опасался за свою ситуацию, и не
боялся дон Хуана и его друзей. Все трое смотрели на меня с откровенным
любопытством. Висенте не мог перестать улыбаться, хотя и делал отчаянные
усилия казаться серьезным. Сильвио Мануэль, рассматривая меня, ритмично
потряхивал головой. Его глаза остановились на мне и были расфокусированы.
- Мы связали тебя, - продолжал дон Хуан, - чтобы узнать, какой ты -
ласковый, терпеливый, безжалостный или же хитрый. Мы не нашли в тебе ни
одной из этих вещей. Скорее всего, ты просто выдающаяся индульгирующая
личность, как я и говорил.
- Если бы ты не индульгировал в своем неистовстве, ты, конечно же,
заметил бы, что грозный узел на веревке вокруг твоей шеи был фальшивым.
Это застежка. Висенте придумал этот узел, чтобы дурачить своих друзей.
- Ты яростно разорвал веревку. Безусловно, ты не ласков, - сказал
Сильвио Мануэль.
Секунду они сидели в молчании, потом расхохотались.
- У тебя нет ни безжалостности, ни хитрости, - продолжил дон Хуан. -
если бы они у тебя были, ты легко бы расстегнул оба узла и убежал с ценной
веревкой. У тебя нет и терпения. Имей его, ты скулил бы и кричал до тех
пор, пока не увидел бы, что у стены лежат садовые ножницы, которыми можно
перерезать веревку в два счета и уберечь себя от мук и перенапряжения.
- Тебя нельзя научить быть неистовым и тупым. Ты уже такой. Но ты
можешь научиться быть безжалостным, хитрым, терпеливым и ласковым.
Дон Хуан объяснил мне, что безжалостность, хитрость, терпение и
ласковость были сутью "выслеживания". Они были основаниями, которым, со
всеми их ответвлениями, надо обучаться аккуратно и тщательно.
Все это он, конечно, адресовал мне, но говоря, смотрел то на Висенте,
то на Сильвио Мануэля, которые слушали его с величайшим вниманием и время
от времени в согласии кивали головами.
Он несколько раз подчеркнул, что обучение "выслеживанию" - одно из
наиболее трудных дел, которые совершают маги. И он настаивал, что не имеет
значения тот факт, что они сами обучают меня "выслеживанию", не имеет
значения и то, что я верю в противоположное, есть только безупречность,
которая диктует их поступки.
- Будь уверен, мы знали, что делаем. Наш бенефактор, нагваль Хулиан,
видел это, - сказал дон Хуан, и все трое взорвались таким шумным смехом,
что я даже почувствовал себя неудобно. Я не знал, что и думать.
Дон Хуан повторил, что очень важным пунктом для понимания было то,
что для наблюдателя поведение магов могло показаться злым, хотя в
действительности их поведение всегда остается безупречным.
- Как ты можешь говорить об отличии, если находишься на одном конце
связки маг-наблюдатель? - спросил я.
- Злые поступки люди совершают для личной выгоды, - сказал он. -
маги, наоборот, преследуют в своих действиях конечную цель, которая не
имеет ничего общего с личной выгодой. Тот факт, что они наслаждаются
своими поступками, нельзя оценивать как прибыль. Скорее всего, это
состояние их характера. Обычный человек действует лишь в том случае, если
есть шанс на прибыль. Воины говорят, что они действуют не ради выгоды, но
для духа.
Я задумался над этим. Действовать, не принимая в расчет выгоды, было
для меня действительно чуждой концепцией. Я был воспитан, вкладывая
деньги, надеяться на какое-нибудь вознаграждение, и это касалось всего,
чем бы я не занимался.
Должно быть, дон Хуан расценил мое