но не смог не улыбнуться.
Белисарио, осознавая испуг дон Хуана, без конца просил прощения за
тот поворот судьбы, который освободил его и лишил свободы дон Хуана. Он
щелкал языком от досады и проклинал чудовище. Слезы стояли в его глазах,
когда он перечислял всю ту работу, которую монстр требовал выполнять
каждый день. И когда дон Хуан запротестовал, он тихо сообщил ему по
секрету, что отсюда не убежишь, поскольку чудовище обладает несравненным
знанием колдовства.
Дон Хуан попросил Белисарио подсказать какую-нибудь линию поведения.
Белисарио пустился в длинное объяснение о том, что планы действий уместны
только тогда, когда имеешь дело с обычными людьми. В человеческом
контексте мы можем планировать и размышлять, полагаясь на удачу, а
прибавив к этому нашу хитрость и самоотверженность, даже достигать успеха.
Но перед лицом неизвестного, особенно в ситуации дона Хуана, единственная
надежда выжить заключалась в уступках и понимании.
Белисарио признался дон Хуану едва слышным шепотом, что для того,
чтобы монстр никогда вновь не пришел за ним, он направляется в город
Дуранго обучаться магии. Он спросил дон Хуана, хочет ли он тоже подумать
об обучении магии. И дон Хуан, придя в ужас от этой мысли, сказал, что он
никогда не будет иметь дело с колдовством.
Дон Хуан схватился от хохота за бока и признался, что он
наслаждается, понимая то, как его бенефактор, должно быть, смаковал их
взаимодействия, особенно когда он сам с безумным страхом и жаром отклонил
добросовестное приглашение обучаться магии, сказав: "Я индеец. Я родился,
чтобы ненавидеть и бояться колдовства."
Белисарио обменялся взглядом со своей женой, и его тело начало
конвульсивно содрогаться. Дон Хуан понял, что он безмолвно плачет,
по-видимому, обидевшись на отказ. Его жене пришлось поддержать его, пока к
нему не вернулось самообладание.
Когда Белисарио и его жена двинулись в путь, он повернулся и дал дон
Хуану один совет. Он сказал, что чудовище питает отвращение к женщинам,
дон Хуан должен быть начеку, чтобы при случае найти себе замену в лице
мужчины, который понравится чудовищу настолько, что тот поменяет рабов. Но
он не хочет пробуждать его надежды, поскольку прошло много лет, прежде чем
он смог покинуть этот дом. Монстру нравится вынуждать своих рабов быть
верными, или, по крайней мере, послушными ему.
Дон Хуан большего не вынес. Он не выдержал, расплакался и сказал
Белисарио, что никто не пойдет в чужие владения. Он должен будет убить
самого себя. Старик был очень тронут вспышкой дон Хуана и признался, что у
него была такая же идея, но, увы, чудовище читало его мысли и мешало ему
каждый раз, когда он пытался покончить с собой. Белисарио еще раз
предложил взять дон Хуана с собой в Дуранго обучаться магии. Он сказал,
что это единственное возможное решение. И дон Хуан сказал ему, что его
решение похоже на прыжок с горячей сковородки в огонь.
Белисарио громко заплакал и обнял дон Хуана. Он проклял тот миг,
когда решил спасти жизнь другого человека, и поклялся в том, что и не
думал даже о возможности поменяться с кем-то местами. Он высморкался и
взглянул на дон Хуана горящими глазами, сказав: "Маскировка - вот
единственный путь выжить. Если ты не поведешь себя должным образом,
чудовище похитит твою душу и превратит тебя в идиота, который будет
выполнять его домашнюю работу и ничего больше. Очень плохо, что у меня нет
времени чтобы научить тебя, как действовать". - и он заплакал пуще
прежнего.
Дон Хуан, задыхаясь от слез, попросил его описать, как он сумел
замаскировать себя. Белисарио сообщил ему по секрету, что у чудовища
ужасное зрение, и посоветовал дон Хуану поэкспериментировать с различной
одеждой на свой вкус. В конце концов, он сам годами учился различной
маскировке. Он подтолкнул дон Хуана к широко открытой двери, его жена
смущенно пожала ему руку. А потом они ушли.
- Никогда в своей жизни ни до, ни после я не чувствовал такой паники
и отчаяния, - сказал дон Хуан. - чудовище дребезжало внутри дома, словно
нетерпеливо ожидая меня. Я сел у двери и заскулил, как скулит собака от
боли. Потом меня вырвало от страха.
Дон Хуан просидел несколько часов, не в силах шевельнуться. Он не
смел уйти и не смел войти внутрь. Можно без преувеличения сказать, что он
уже был близок к смерти, когда увидел на другой стороне улицы Белисарио,
махавшего ему рукой, пытаясь привлечь его внимание. Увидев его вновь, дон
Хуан испытал мгновенное облегчение. Белисарио сидел на корточках на
тротуаре, наблюдая за домом. Он дал сигнал дон Хуану