Карлос Кастанеда

Огонь изнутри 1984г

из дома.

- Нам нечего обсуждать относительно ла Горды или кого бы то ни было

еще, - сказал он. - я сказал ей это просто для того, чтобы возбудить ее

ненормальное чувство собственной важности. И это сработало - она

рассердилась на нас. Насколько я ее знаю, она будет достаточно долго

убеждать себя, подогревая свою уверенность и "справедливое" негодование за

отказ и свое дурацкое положение. Я не удивлюсь, если она набросится на нас

здесь же, на парковой скамейке.

- Если мы не собираемся говорить о ла Горде, что же мы будем

обсуждать? - спросил я.

- Мы продолжим наше обсуждение, которое начали в Оаксаке, - ответил

он. - для того, чтобы понять объяснение относительно управления сознанием,

от тебя потребуется предельное усилие и желание перемещаться туда и сюда

по уровням сознания. Пока мы заняты этим объяснением, я потребую от тебя

полного сосредоточения и терпения.

Почти жалуясь, я сказал ему, что он поставил меня в очень неудобное

положение отказываясь говорить со мной в прошедшие два дня. Он посмотрел

на меня и поднял брови. На его губах заиграла и исчезла улыбка. Я осознал,

что он дал мне понять, что я не лучше ла Горды.

- Я вызвал твое чувство собственной важности, - сказал он хмуро. -

чувство собственной важности - наш злейший враг. Подумай об этом: нас

ослабляет чувство оскорбления со стороны наших людей-собратьев. Чувство

собственной важности заставляет нас большую часть нашей жизни быть

обиженными кем-то.

Поэтому новые видящие рекомендуют приложить все усилия для

искоренения чувства собственной важности из жизни воина. Я следовал этим

рекомендациям, и большинство из моих затей с тобой было направлено на то,

чтобы показать, что без этого чувства мы неуязвимы.

Пока я слушал, я увидел, что глаза его неожиданно засияли. Я подумал

про себя, что он, по-видимому, на краю того, чтобы разразиться смехом, а к

этому вроде бы не было причины, когда неожиданно был поражен болезненной

пощечиной по правой щеке. Я вскочил - позади стояла ла Горда и ее рука

была все еще поднята. Ее лицо пылало гневом.

- Теперь ты можешь сказать, что тебе во мне нравится и это будет

более справедливо, - закричала она. - если все же у тебя есть, что

сказать, скажи мне это в лицо!

Эта вспышка, по-видимому, истощила ее, так как она села на асфальт и

зарыдала. Дон Хуан светился чистым весельем, а я замер в безумном гневе.

Ла Горда взглянула на меня, а затем, обратившись к дону Хуану, мягко

сказала, что у нас нет права критиковать ее. Дон Хуан рассмеялся так

сильно, что почти перегнулся пополам. Он не мог даже говорить. Два или три

раза он пытался что-то мне сказать, а затем встал и ушел, его тело

подергивалось от спазм смеха.

Я был почти готов бежать за ним, все еще негодуя на ла Горду, она

казалась мне презренной, как вдруг нечто необычайное произошло со мной: я

понял, что таким смешным показалось дону Хуану. Ла Горда и я были ужасно

похожи друг на друга: наше чувство собственной важности было

монументальным. Мое удивление и яростный гнев за пощечину были совсем

такими же, как чувство гнева и подозрения у ла Горды. Дон Хуан был прав:

наши чувства собственной важности - большое препятствие. Я побежал за ним,

окрыленный, в то время, как слезы текли по моим щекам. Я догнал и

рассказал, что я понял. Его глаза светились восторженно и проказливо.

- Как я должен поступить с ла Гордой? - спросил я.

- Никак, - ответил он, - осознание чего-либо всегда лично.

Он изменил тему и сказал, что знаки говорят, что наше обсуждение надо

перенести обратно в дом - либо в большую комнату с удобными креслами, либо

на задний дворик, вокруг которого есть крытый коридор. Он сказал, что

когда он ведет свои объяснения в доме, эти две площади остаются никем

незанятыми.

Мы вернулись в дом, и дон Хуан рассказал всем, что сделала ла Горда.

Град насмешек, с каким все видящие встретили ее, сделал ее положение очень

неудобным.

- С чувством собственной важности нельзя нянчиться, - заметил дон

Хуан, когда я выразил свое беспокойство относительно ла Горды. Затем он

попросил всех выйти из комнаты. Мы сели, и дон Хуан начал свои объяснения.

Он сказал, что видящие, как новые, так и древние, разделяются на две

категории. К первой относятся те, кто согласен на самоограничение и может

направить свою деятельность на практические цели, чтобы принести пользу

другим видящим и всему человечеству. К другой категории относятся те, кто

не заботится ни о самоограничении, ни о практических целях. И видящие