чего добивались Нагваль и Хенаро. Они хотели,
чтобы ты вспомнил, и с этой целью Хенаро совершал невероятные действия
перед твоими глазами, выстреливая свое тело сновидения, но все было
напрасно.
- Но я совсем не знал, что он был в своем теле сновидения, -
сказал я.
- Ты не знал, потому что не следил, - сказала она. - Хенаро
пытался дать тебе знать, делая попытки выполнить то, чего тело
сновидений делать не может, например, есть, пить и т.п. Нагваль
рассказывал мне, что Хенаро обычно подшучивал над тобой, говоря, что он
пойдет срать и заставит горы трястись.
- Потому что тело сновидения не может делать этих вещей? - Спросил
я.- 79 -
- Потому что тело сновидения не владеет намерениями есть и пить, -
ответила она.
- Что ты хочешь этим сказать, Горда? - Спросил я.
- Великим достижением Хенаро было то, что в своем сновидении он
обучился намерению тела, - объяснила она. - Он закончил то, что ты
начал делать. Он может создавать в сновидении свое тело настолько
совершенным, насколько оно вообще может быть. Но у тела сновидения и у
физического тела намерения различны. Например, тело сновидения может
проходить сквозь стену, потому что знает намерение растворяться в
воздухе. Физическое тело знает намерение еды и питья, но не изчезания.
Для физического тела Хенаро пройти сквозь стену было столь же
невозможно, как для его тела сновидения поесть.
Горда немного помолчала, как бы оценивая то, что она только что
сказала; я хотел подождать, прежде чем задавать ей какие-либо вопросы.
- Хенаро довел до мастерства только намерение своего тела
сновидений, - сказала она мягким голосом. - Сильвио Мануэль, с другой
стороны, был абсолютным хозяином намерения. Теперь я знаю, что
причина, по которой мы не можем припомнить его лица, состоит в том, что
он был не таким, как все остальные.
- Что заставляет тебя так говорить, Горда? - Спросил я.
Она начала говорить, что она имела в виду, но была неспособна
говорить вразумительно. Внезапно она улыбнулась. Глаза ее зажглись.
- Поймала! - Сказала она. - Нагваль говорил мне, что Сильвио
Мануэль был мастером намерения, потому что он постоянно находился в
своем другом "я". Он был настоящим руководителем. Он стоял позади
всего, что делал Нагваль. Фактически именно благодаря ему Нагваль стал
заботиться о нас.
Я испытал большое физическое неудобство, слушая, как Горда говорит
это. У меня чуть не расстроился живот, и я делал огромные усилия, чтобы
она не заметила этого. Я повернулся к ней спиной и отдувался. Она на
секунду остановилась, а затем продолжала, как будто приняв решение не
обращать внимание на мое состояние. Вместо этого она начала на меня
кричать. Она сказала, что сейчас время развеять наши огорчения. Она
напомнила мне о моих чувствах отстраненности после того, что произошло
в городе Мехико. Она сказала, что горечь я чувствовал не потому, что
она примкнула к другим ученикам, встав против меня, а потому, что она
приняла участие в срывании с меня маски. Я объяснил ей, что все эти
чувства у меня уже прошли. Она была непреклонна. Она настаивала на
том, что если я не встречусь с этими чувствами лицом к лицу, они
обязательно вернутся ко мне снова, но только как-нибудь иначе. Она
настаивала на том, что мои близкие отношения с Сильвио Мануэлем были
причиной всего этого.
Я сам не мог поверить тем сменам настроения, через которые я
прошел, услышав такое заявление. Я как бы стал сразу двумя людьми: один
разъяренный, с пеной у рта, другой - спокойный, наблюдающий. Последовал
последний, конечный спазм живота, и мне стало плохо. Однако этот спазм
вызвала не тошнота, это скорее была неудержимая ярость.
Когда я, наконец, успокоился, я был раздражен своим поведением и
горевал по тому поводу, что подобный инцидент может случиться со мной
вновь и вновь, в другое время.
- Как только ты воспримешь свою истинную природу, ты освободишься
от ярости, - сказала Горда равнодушным тоном.
Я хотел с ней поспорить, но видел тщетность этого; кроме того, мой
приступ ярости оставил меня совсем без энергии. Я рассмеялся при мысли,
- 80 -
что буду знать, что делать, если окажется, что она права. Затем мне
пришла в голову мысль, что все было бы возможным, если бы я смог забыть
о женщине-нагваль. У меня было странное ощущение не то тепла, не то
раздражения к Горде, как если бы я поел очень острой пищи.
Я ощутил в теле тревогу, как если бы я увидел, что кое-кто
крадется у меня за спиной, и в тот момент я уже знал нечто такое, чего
не знал моментом раньше: Горда была права -