пока что-то не остановило меня. Я вспомнил, что дон Хуан
говорил мне и женщине-нагваль на скамейке в Оаксаке об особом
человеческом существе, чья сущность объединяет для него все, на что он
только мог бы рассчитывать и чего ожидать в человеческом
сотрудничестве. Эта была женщина, которая для него была тем ж, чем
женщина-нагваль была для меня, - партнером, противоположной частью.
Она покинула его, точно так же, как меня покинула женщина-нагваль. Его
чувства по отношению к ней были неизменными и поднимались на
поверхность от меланхолии некоторых стихов, которые я читал ему.
Я вспомнил также, что именно женщина-нагваль снабжала и меня
обычно книгами стихов. Она держала их целыми пачками в багажнике своей
машины. Именно она побудила меня читать стихи дону Хуану. Внезапно
физическая память о женшине-нагваль, сидящей со мной на скамейке, стала
такой ясной, что я непроизвольно ахнул и задохнулся. Давящее чувство
утраты, более сильное, чем любое чувство, которое когда-либо у меня
было, овладело мной. Я согнулся с разрывающей болью в правой лопатке.
Было еще что-то, что я знал, - воспоминание, которое какая-то часть
меня не хотела открыть.
Я занялся тем, что осталось от моего интеллектуального щита, как
единственным средством вернуть свое здравомыслие. Я повторял себе
вновь и вновь, что мы с Гордой все время действовали на двух совершенно
различных планах. Она помнила намного больше, чем я, но она не была
склонна к выяснениям. Она не обучалась задавать вопросы другим или
себе. Но затем мне в голову пришла мысль, что и сам я не лучше. Я все
еще был той же размазней, как и тогда, когда дон Хуан впервые назвал
- 66 -
меня так. Я никогда не забывал, что читал стихи дону Хуану, однако мне
ни разу не пришло в голову проверить тот факт, что у меня никогда не
было книги испанской поэзии и что я никогда не возил в машине таких
книг.
Горда вывела меня из моих размышлений. Она была почти в истерике.
Она кричала, что ей только что стало ясно, что женщина-нагваль должна
быть где-то очень близко от нас. Точно так же, как мы были оставлены,
чтобы найти друг друга, женщина-нагваль была оставлена чтобы найти нас.
Сила ее рассуждений почти убедила меня, но тем не менее что-то во мне
знало, что это не так. Это была та память, которая находилась внутри
меня и которую я не смел вывести на поверхность.
Я хотел начать с Гордой спор, но не было смысла, так как мой щит
интеллекта и слов был недостаточен для того, чтобы принять на себя
напор воспоминаний о женщине-нагваль. Их эффект был потрясающим для
меня и даже более опустошающим, чем даже страх смерти.
- Женщина-нагваль потерпела где-то кораблекрушение, - покорно
сказала Горда. - Она, вероятно, на необитаемом острове, а мы ничего не
делаем, чтобы помочь ей.
- Нет! Нет! - Заорал я. - Ее здесь больше нет.
Я не знал в точности, почему я так сказал, но я знал, что это
правда. На минуту мы погрузились в такие глубины меланхолии, которые
было невозможно измерить рассудком. В первый раз на своей памяти я
знал, чувствовал искреннюю, безграничную печаль, ужасную
незавершенность. Где-то внутри меня была женщина, которая была заново
открыта.
На этот раз я не мог спрятаться, как делал множество раз в
прошлом, за покрывалом загадки и незнания. Не знать для меня было
избавлением. Какое-то время я без надежно соскальзывал в растерянность.
Горда остановила меня.
- Воин - это тот, кто ищет свободу, - сказала она мне. - Печаль -
это не свобода. Мы должны освободиться от нее.
Иметь чувство отрешенности, говорил дон Хуан, - значит иметь на
мгновение паузу для переоценки ситуации.
В глубинах своей печали я понял, что имел в виду он. Я имел
отрешенность. В моей власти было использовать эту паузу правильно.
Я не мог быть уверен, сыграло ли здесь какую-нибудь роль мое
волевое усилие, но моя печаль совершенно внезапно исчезла. Казалось,
что она и не существовала никогда.
Скорость изменения моего настроения и полнота этого изменения
встревожили меня.
- Вот теперь ты там же, где и я, - воскликнула Горда, когда я
описал ей то, что произошло. - После стольких лет я еще не научилась
обращаться с бесформенностью. Я беспомощно перемещаюсь мгновенно от
одного чувства к другому. Из-за своей бесформенности я могу помочь
сестренкам, но я тоже в их власти. Любая из них достаточно сильна,
чтобы толкнуть меня из одной крайности в другую. Проблема была в том,
что я потеряла свою человеческую форму раньше, чем ты. Если бы мы с
тобой потеряли ее одновременно, то могли бы помогать друг