Карлос Кастанеда

Дар орла 1981г

и Паблито с Бениньо.

Я остался один с дамой - хозяйкой дома. Я хотел заговорить с ней,

задать вопросы, спросить, знала ли она Сильвио Мануэля, но я не смог

наскрести энергии для разговора. Мой живот, казалось, завязывался

узлами. С моих рук капал пот.

Что подавляло меня, так это ощутимая печаль, тоска по чему-то

отсутствующему, несформулированному.

Я не мог этого вынести. Я уже собирался попрощаться с дамой и

выйти из дома, когда ко мне подошла Горда. Она прошептала, что нам

следует посидеть немного в большой комнате, примыкающей к холлу,

отделенному от дворика. Комната была видна с того места, где мы

стояли. Мы пошли туда и вошли внутрь. Это была очень большая комната,

пустая, с высоким сводчатым потолком, темная и хорошо проветриваемая.

Горда позвала в комнату всех. Дама посмотрела на нас, но сама внутрь

не вошла. Каждый, казалось, в точности знал, где ему следует сидеть.

Хенарос уселись справа от двери в одной стороне комнаты, а Горда и

сестренки сели слева, с другой стороны. Они уселись вплотную к стенам.

Хотя мне хотелось бы сесть рядом с Гордой, я сел в центре комнаты. Это

место казалось мне правильным. Я не знаю, почему, но наши места,

казалось, определял какой-то высший порядок. Пока я там сидел, волна

странных чувств напала на меня. Я был пассивен и расслаблен. Я сам

себе казался экраном движущихся картин, где проецировались чужие

чувства печали и тоски. Однако не было ничего, что я мог бы узнать, как

точную память. Мы оставались в этой комнате более часа. К концу я уже

чувствовал, что готов открыть источники неземной печали, заставлявшей

меня плакать почти неконтролируемо. Но затем, так же невольно, как мы

там уселись, мы встали и покинули дом. Мы даже не поблагодарили даму и

не попрощались с нею.

На площади мы сгрудились вместе. Горда сразу же заявила, что

поскольку она бесформенна, то она все еще несет ответственность. Она

сказала, что занимает такую позицию из-за тех заключений, к которым она

пришла в доме Сильвио Мануэля. Горда, казалось, ждала замечаний.

- 50 -

Молчание остальных было для меня невыносимо. Я должен был сказать

что-нибудь в конце концов.

- К каким заключениям ты пришла в этом доме, Горда? - Спросил я.

- Думаю, все знают, к каким, - высокомерным тоном сказала она.

- Мы этого не знаем, - сказал я, - никто пока ничего не сказал.

- Мы знаем, что нам и не надо разговаривать, - сказала Горда.

Я настаивал на том, что такие важные вещи я не могу принять так

просто, как само собой разумеющееся. Нам надо поговорить о наших

чувствах. Что касается меня самого, то все, что я оттуда вынес, это

опустошительное чувство печали и отчаяния.

- Нагваль Хуан Матус был прав, - сказала Горда. - Мы должны были

посидеть в том месте, чтобы освободиться. Я свободна теперь. Я не

знаю, что произошло, но что-то было снято с меня, пока я там сидела.

Трое женщин с ней согласились. Трое мужчин - нет. Нестор сказал,

что он был на грани того, чтобы вспомнить действительные лица, но что

вне зависимости от того, как усердно он старался очистить свое поле

зрения, что-то перекрывало его. Все, что он испытал, было чувством

тоски и печали оттого, что он все еще находится в этом мире.

- Видишь, что я имею в виду, Горда? - Сказал я.

Она, казалось, была недовольна. Она так надулась, как никогда на

моей памяти. Или же я видел ее такую надутую когда-то раньше?

Она выступала перед группой. Я не мог уделять внимания тому, что

она говорит. Я углубился в воспоминание, которое было бесформенным, но

почти достижимым для меня. Чтобы эти воспоминания продолжались, я,

казалось, нуждался в постоянном потоке слов Горды. Я был прикреплен к

звуку ее голоса, к ее гневу. В какой-то момент, когда она начала

остывать, я заорал на нее, что она строит из себя шишку. Она

действительно взволновалась. Я следил за ней какое-то время. Я

вспоминал другую Горду, другое время: сердитую толстую Горду,

толкавшую меня в грудь кулаками. Я вспомнил, как смеялся над ее гневом,

потешаясь над ней, как над ребенком. Воспоминание окончилось в тот

момент, когда замолк голос Горды. Она, казалось, поняла, что я делал.

Я обратился ко всем им и сказал, что мы находимся в опасном

положении: что-то неизвестное нависло над нами.

- Оно не нависло над нами, - сухо сказала Горда, - оно нас уже

ударило. Я полагаю, ты знаешь, что это.

- Я не знаю и полагаю, что говорю не только за себя, но и за

остальных мужчин, - сказал я.

Трое Хенарос согласились кивком головы.

- Мы жили в этом доме, пока мы были на левой стороне, - объяснила