ее, мои губы двигались, говоря что-то, не
имеющее для меня никакого смысла. Ее глаза загорелись. Она тоже
говорила что-то, чего я не мог понять. Единственное ощущение, которое
было для меня ясно, это то, что я пересек параллельные линии, не имело
никакого прагматического значения. Внутри меня прорывался наружу
какой-то источник, какая-то необъяснимая сила разрывала меня на части.
Я не мог дышать, и все покрылось чернотой.
Я почувствовал, что кто-то двигает меня и мягко трясет. Лицо
Горды выплыло в фокус. Я лежал на кровати доньи Соледад, и около меня
сидела Горда. Мы были одни.
- Где она? - Спросил я.
- Ушла, - ответила Горда.
Я хотел все рассказать Горде, но она остановила меня и открыла
дверь. Все ученики были снаружи, ожидая меня. Они одели свои лучшие
одежды. Горда объяснила, что они порвали все остальное, что имели.
Время клонилось к вечеру. Я проспал несколько часов. Не разговаривая,
мы прошли к дому Горды, где стояла моя машина. Они забрались внутрь,
словно дети, собирающиеся на воскресную прогулку.
Прежде чем забраться в машину, я остановился, глядя на долину.
Мое тело медленно поворачивалось и совершило полный круг, как если бы
оно имело собственную волю и свои задачи. Я чувствовал, что схватываю
сущность этого места. Я хотел удержать ее в себе, потому что я знал
совершенно точно, что никогда больше в своей жизни его не увижу.
Другие, должно быть, уже проделали это. Они были свободны от
меланхолии. Они смеялись и шутили друг с другом.
Я завел машину, и мы поехали. Когда мы достигли последнего
поворота дороги, солнце садилось, и Горда закричала, чтобы я
остановился. Она выбралась наружу и побежала на небольшой холмик сбоку
от дороги. Она забралась на него и бросила последний взгляд на свою
долину. Она протянула ей свои руки и вдыхала ее в себя.
Поездка вниз с этих гор была странно короткой и совершенно без
событий. Все были спокойны. Я пытался втянуть Горду в разговор, но она
наотрез отказалась. Она сказала, что горы, будучи собственниками, хотят
завладеть нами и что если мы не сохраним своей энергии, то горы никогда
не отпустят нас.
Как только мы спустились в долину, все они стали очень оживлены,
особенно Горда. Она, казалось, кипела энергией. Она даже добровольно
поделилась информацией без всяких уговоров с моей стороны. Одним из ее
утверждений было, что нагваль дон Хуан Матус говорил ей, а Соледад
подтвердила, что у нас есть другая сторона. Услышав это, все остальные
выступили с вопросами и замечаниями. Они были в смущении из-за своих
странных воспоминаний о событиях, которые логически не могли иметь
- 42 -
места. Поскольку некоторые из них встретились со мной несколькими
месяцами раньше, то воспоминания обо мне в отдаленном прошлом были
чем-то выходящим за границы их понимания.
Я рассказал им тогда о своей встрече с доньей Соледад. Я описал
им свое чувство, что я очень близко знал ее раньше. И то чувство, что
я, несомненно, пересек тогда то, что она называла параллельными
линиями. Их реакцией на мое заявление было смущение. Казалось, они
слышали этот термин раньше, но я не был уверен, что все они понимали,
что это значит. Для меня это была метафора. Я не мог поклясться, что
для них это было тем же самым.
Когда мы приехали в город Оасаку, они выразили желание посетить то
место, где, по словам Горды, исчезли дон Хуан и дон Хенаро. Я поехал
прямо туда. Они высыпали из машины и, казалось, принюхивались к
чему-то, приглядывались к каким-то признакам. Горда указала
направление, в котором они ушли.
- Ты сделала ужасную ошибку, Горда, - сказал Нестор. - Это не
восток, это север.
Горда запротестовала и защищала свое мнение. Женщины и Паблито
поддерживали ее. Бениньо в разговор не вступал, продолжая смотреть на
меня, как если бы я должен был дать ответ, что я и сделал. Я обратился
к карте города, которая была в моей машине. Направление, указанное
Гордой, было севером.
Нестор заметил, что наш отъезд из их города, как он все время и
чувствовал, не был преждевременным или насильственным ни в коей мере;
срок был правильным. У других такого чувства не было, и их колебания
были вызваны ошибкой Горды. Они считали, как и она сама, что нагваль
указал на их родной город, что значило бы, что они должны остаться там.
Я признал с опозданием, что в конце концов виноват был я, потому что,
хотя и имел карту, я не воспользовался ею вовремя.
Потом я заметил, что забыл им рассказать, как один из тех людей, а
именно тот, которого в тот момент я принимал за дона Хенаро, позвал нас
за