Карлос Кастанеда

Дар орла 1981г

я не слышал более приятного звука. Я был захвачен им. Я

- 40 -

был вынужден присесть на паребрик. Медный звук трубы попадал мне прямо

в мозг.

Я его ощущал над своим правым виском. Он ласкал меня, пока я не

опьянел от него. Когда он умолк, я знал, что нет способа когда-нибудь

повторить это ощущение, и у меня было достаточно отрешенности, чтобы не

броситься в магазин и не купить эту пластинку вместе со

стереопроигрывателем, чтобы проигрывать ее.

Дон Хуан сказал, что это было знаком, который был дан мне силами,

управляющими судьбами людей. Когда придет мое время покинуть этот мир в

какой бы то ни было форме, я услышу тот же самый звук трубы и тот же

самый идиотский мотив, исполняемый тем же самым трубачом.

Следующий день был суматошным днем для них. Казалось, им нужно

было сделать бесчисленное множество дел. Горда сказала, что все их

заботы были личными и должны выполняться каждым из них без всякой

помощи. Я был рад остаться один. У меня тоже были дела. Я поехал в

ближайший городок, который так сильно нарушил мое спокойствие. Я

подъехал прямо к тому дому, который имел такую притягательную силу для

меня и для Горды. Я постучал в дверь. Открыла дама. Я сочинил историю,

что жил в этом доме ребенком и хочу взглянуть на этот дом опять. Она

была очень доброжелательной женщиной. Она провела меня в дом,

многословно извиняясь за несуществующий беспорядок.

Этот дом был переполнен скрытыми воспоминаниями. Они были там. Я

мог их чувствовать, но ничего не мог вспомнить. На следующий день

Горда на рассвете уехала. Я ожидал, что ее не будет весь день, но к

обеду она вернулась. Казалось, она была очень взволнованной.

- Соледад вернулась и хочет тебя видеть, - сказала она прямо. Без

единого слова объяснений она отвела меня к дому Соледад. Донья Соледад

стояла около двери. Она выглядела более молодой и более сильной, чем в

последний раз, когда я ее видел. С дамой, которую я знал много лет

назад, у нее осталось самое отдаленное сходство.

Горда была на грани того, чтобы расплакаться. То напряжение,

через которое мы проходили, делало ее настроение вполне понятным для

меня. Она ушла, не сказав ни слова.

Донья Соледад сказала, что у нее лишь немного времени для

разговора со мной, и она собирается использовать каждую минуту этого

времени. Она казалась странно почтительной. В каждом ее слове звучала

вежливость.

Я сделал жест, чтобы прервать ее и задать вопрос. Я хотел знать,

где она была. Самым деликатным образом она прервала меня. Она сказала,

что подбирала свои слова очень тщательно и что недостаток времени

позволит ей сказать лишь то, что существенно. Она секунду пристально

смотрела мне в глаза, и эта секунда показалась мне неестественно

длинной. Это раздражало меня, она могла бы говорить со мной и ответить

на какие-нибудь вопросы за это время. Она прервала молчание и

заговорила о том, что я воспринял, как абсурд. Она сказала, что

нападала на меня, поскольку я сам об этом просил, в тот день, когда мы

впервые пересекли параллельные линии, и что она может лишь надеяться,

что ее атака была эффективной и послужила своей цели. Я хотел

закричать, что я никогда не просил ее ни о чем подобном, что ничего не

знаю о параллельных линиях и то, что она говорит, бессмыслица. Она

зажала мне губы ладонью. Автоматически я расслабился. Она казалась

печальной. Она сказала, что нет способа, при помощи которого мы могли

бы разговаривать, потому что в данный момент мы находимся на двух

параллельных линиях и никто из нас не имеет энергии пересечь их; только

ее глаза могли рассказать мне о ее настроении.

- 41 -

Без всякой причины я почувствовал себя расслабленным. Что-то во

мне опустилось. Я заметил, что слезы катятся по моим щекам, а затем

невероятнейшее ощущение завладело мной на секунду. На короткий момент,

но достаточно длинный, чтобы пошатнуть основание моего сознания или

моей личности, или того, что, я думал и чувствовал, является мной. В

течение этого короткого времени я знал, что мы были очень близки друг

другу по целям и темпераменту. Наши обстоятельства были похожими. Я

хотел сказать ей, что это была отчаянная битва, что эта битва еще не

закончена. Она никогда не закончится. Она прощалась, потому что,

будучи безупречным воином, каким она была, знала, что наши пути никогда

больше не пересекутся. Мы пришли к концу следа. Запоздалая волна,

чувство общности, чувство родства вырвалось из какого-то невообразимого

темного угла меня самого. Эта вспышка подобна электрическому разряду