Карлос Кастанеда

Дар орла 1981г

каждого воина является нормальным все

забывать, когда взаимодействия происходят на левой стороне, и что мне

потребуются годы, чтобы потом вернуться к тому, чему она собирается

меня учить. Она сказала, что ее инструктаж - только начало и что

когда-нибудь она закончит мое обучение, но при других обстоятельствах.

Я спросил, не будет ли она против того, чтобы я задавал вопросы.

- Делай, что хочешь, - сказала она. - Все, что мне от тебя

требуется, - это согласие на практику. В конце концов, ты знаешь обо

всем, что мы собираемся обсуждать. Твоим недостатком является твоя

неуверенность в себе и то, что ты не хочешь признать свое знание силой.

Нагваль, будучи мужчиной, загипнотизировал тебя. Ты не можешь

действовать самостоятельно. Только женщина может освободить тебя от

этого. Я начну с того, что расскажу тебе историю своей жизни и по ходу

этого многое станет тебе ясно. Мне придется рассказывать ее тебе по

частям, поэтому ты будешь приходить сюда довольно часто.

Ее явное желание рассказать мне о своей жизни поразило меня, как

несоответствующее сдержанности всех остальных относительно их личной

жизни. После многих лет общения с ними я перенял у них безоговорочно

это правило, и теперь ее добровольное желание раскрыть свою личную

жизнь было совершенно непонятно мне. Ее заявление сразу же насторожило

меня.

- Извините, пожалуйста, - сказал я, - вы говорите, что собираетесь

раскрыть мне свою личную жизнь?

- А почему бы и нет? - Сказала она.

Я ответил ей длинными объяснениями о том, что дон Хуан говорил мне

об обволакивающей силе личной истории и о том, как каждому воину

необходимо стереть ее. Я закончил, сказав ей, что он запретил мне

когда-либо говорить о моей жизни. Она рассмеялась высоким фальцетом.

Казалось, она была довольна.

- 146 -

- Это относится только к мужчинам, - сказала она. - Неделание

твоей личной жизни состоит в рассказывании бесконечных историй, в

которых нет ни единого слова о тебе реальном. Видишь ли, быть мужчиной

означает иметь позади себя солидную историю. У тебя есть семья, друзья,

знакомые и у каждого из них есть своя определенная идея о тебе. Быть

мужчиной означает, что ты должен отчитываться - ты не можешь исчезнуть

так просто; чтобы стереть самого себя, тебе потребовалась масса работы.

Мой случай другой. Я женщина, а это дает мне великолепное преимущество.

Мне не надо отчитываться. Знаешь ли ты, что женщинам не надо

отчитываться?

- Я не знаю, что вы имеете в виду под необходимостью отчитываться,

- сказал я.

- Я хочу сказать, что женщина может легко исчезнуть, - сказала

она, - во всяком случае, женщина может выйти замуж, женщина принадлежит

мужу. В семье, где много детей, дочерей очень рано сбрасывают со счетов

- никто не рассчитывает на них, и есть шансы, что какая-нибудь

исчезнет, не оставив следа. Их исчезновение принимается легко. Сын, с

другой стороны, - это некто, на кого делается ставка. Сыну не так легко

ускользнуть или исчезнуть. И если даже он сделает это, то оставит

позади себя следы. Сын чувствует вину за свое исчезновение, дочь - нет.

Когда нагваль учил тебя держать язык за зубами относительно твоей

личной жизни, он хотел помочь тебе преодолеть чувство того, что ты

поступил плохо по отношению к своей семье и друзьям, которые так или

иначе рассчитывали на тебя. После целой жизни борьбы мужчина-воин

кончает, конечно, тем, что стирает себя, но эта борьба оставляет свои

следы на мужчине. Он становится скрытым, всегда на страже против самого

себя. Женщине не приходится преодолевать эти трудности, женщина уже

готова раствориться в воздухе; фактически, это от нее и ожидается.

Будучи женщиной, я не склонна к скрытности, мне нет до нее дела.

Скрытность - это та цена, которую вам, мужчинам, приходится платить за

то, что вы важны для общества. Эта борьба только для мужчин, потому что

они не хотят стирать самих себя и найдут разные смешные способы, чтобы

когда-нибудь и где-нибудь высунуться. Возьми, например, самого себя:

ты ездишь повсюду и читаешь лекции.

Флоринда заставила меня нервничать очень интересным образом. В ее

присутствии я чувствовал странное беспокойство. Я бы без колебаний

признал, что дон Хуан и Сильвио Мануэль заставляют меня нервничать и

тревожиться, но там чувство совсем другое. Фактически, я боялся их,

особенно Сильвио Мануэля. Он ужасал меня, и все же я научился

уживаться со своим ужасом. Флоринда меня не пугала. Моя нервозность

скорее была результатом того, что я был раздражен, опасаясь ее духовной