в конце дня. Дом казался пустым, хотя
передняя дверь открылась, когда мы приблизились. Я ожидал появления
Зойлы или Марты, но в дверях никого не было. У меня было такое
ощущение, что открывший нам дверь сразу же убрался с нашего пути. Дон
Хуан провел меня в крытую веранду и посадил на ящик, к которому была
приделана спинка, превратившая его в скамейку. Сидеть на ящике было
очень жестко и неудобно. Я запустил руку под тонкое покрывало, и
обнаружил там острые камни. Дон Хуан сказал, что мое положение
неудобно потому, что я должен изучить тонкости сновидения, совершаемого
в спешке. Сидение на жесткой поверхности должно было напоминать моему
телу, что оно находится в ненормальной ситуации. За несколько минут до
прибытия к этому дому дон Хуан изменил мне уровень сознания. Он
сказал, что инструкции Зулейки должны проводиться в таком состоянии для
того, чтобы я имел ту скорость, которая мне нужна. Он предупредил меня,
чтобы я забыл себя и полностью доверился Зулейке.
Затем он приказал, чтобы я сфокусировал взгляд со всей
концентрацией, на какую способен, и запомнил каждую деталь веранды,
находящуюся в поле моего зрения. Он настаивал, чтобы я запомнил и
такую деталь, как ощущение моего сидения здесь.
Чтобы удостовериться, что я все понял, он еще раз повторил свои
инструкции и затем ушел.
Быстро стало очень темно, и сидя там, я начал сильно дрожать. У
меня было достаточно времени, чтобы сконцентрироваться на деталях
веранды. Я услышал какой-то шуршащий звук позади себя, а затем голос
Зулейки заставил меня вздрогнуть. Громким шепотом она сказала, чтобы я
поднялся и следовал за ней. Я автоматически повиновался. Лица ее я не
мог видеть, она была только темной фигурой, идущей в двух шагах передо
мной. Она привела меня к алькову в самом темном зале ее дома. Хотя мои
глаза привыкли к темноте, я все еще не мог ничего видеть. Я споткнулся
обо что-то и она приказала мне сесть на узкую детскую кровать и
опереться спиной на что-то, что я принял за жесткую подушку.
Вслед за тем я ощутил, как она отошла на несколько шагов сзади
меня, что меня крайне озадачило, потому что я думал, что моя спина
находится лишь в нескольких сантиметрах от стены. Находясь позади меня,
она мягким голосом приказала мне сфокусировать внимание на ее словах и
позволить им вести меня. Она сказала, чтобы я держал глаза открытыми и
фиксированными на точке, находящейся прямо передо мной на уровне глаз,
и что эта точка превратится в яркий и приятный оранжевый свет.
Зулейка говорила очень мягко и монотонно. Я слышал каждое
сказанное ею слово.
Темнота вокруг меня, казалось, эффективно подавляла любые
отвлекающие внешние стимулы. Я слышал слова Зулейки в пустоте, а затем
до меня дошло, что внутри меня царит такая тишина, как и в зале.
Зулейка объяснила, что сновидящий должен начинать с цвета, ибо
интенсивный свет или ничем ненарушенная темнота бесполезны для
сновидящего на первых порах.
Такие цвета, как пурпурный, или светло-зеленый, или
насыщенно-желтый являются прекрасными стартовыми точками. Сама она
предпочитала, однако, оранжево-красный цвет, потому что, согласно
большому опыту, он является таким цветом, который давал ей самое
большое ощущение отдыха. Она заверила меня, что как только мне удастся
войти в оранжево-красный цвет, я смогу постоянно вызывать свое второе
внимание при условии, что смогу осознавать последовательность
физических событий.
- 136 -
Мне потребовалось несколько сеансов с голосом Зулейки, чтобы
понять своим телом, чего она от меня хочет. Преимущество пребывания в
состоянии повышенного сознания состояло в том, что я мог следить за
своим переходом из состояния бодрствования в состояние сновидения. В
нормальных условиях этот переход расплывчат, но в этих особых
обстоятельствах я действительно ощутил во время одной из сессий, как
берет контроль мое второе внимание.
Первым шагом была необычайная трудность дыхания; не так, чтобы
было трудно вдыхать и выдыхать и не так, чтобы мне не хватало воздуха,
просто мое дыхание внезапно изменило ритм. Моя диафрагма начала
сокращаться и вынудила среднюю часть моего живота двигаться с большой
скоростью. В результате получилось самое быстрое дыхание, какое я
когда-нибудь знал. Я дышал нижней частью легких и ощущал сильное
давление на кишечник. Я попытался безуспешно прервать судорожные
движения моей диафрагмы. Чем усиленней я пытался, тем бесполезней это
становилось. Зулейка приказала мне позволить телу делать все, что
нужно, и даже не думать о том, чтобы направлять