и е подобно полету на высоте выше гор,
когда ты фактически много не видишь. Я еще не делала
достаточно с н о в и д е н и й , однако Нагваль сказал
мне, что этот глаз является моей козырной картой. Однажды,
когда я стану по-настоящему бесформенной, я больше не буду
видеть глаза, глаз, так же, как и я, станет ничто, и все же
он будет там, подобно олли. Нагваль сказал, что все
просеивается через нашу человеческую форму. Если мы не имеем
формы, тогда ничто не имеет формы и все же все присутствует.
Я не могла понять, что он хотел этим сказать, но теперь я
вижу, что он был абсолютно прав. Олли суть лишь присутствие,
и таким же будет глаз. Но в данное время этот глаз есть все
для меня. Фактически, имея этот глаз, я больше ни в чем не
нуждаюсь, чтобы вызвать свои с н о в и д е н и я , даже
когда я бодрствую. Пока что я не сумела сделать этого.
По-видимому, я, подобно тебе, немножко неподатливая и
ленивая.
- Как ты выполнила полет, который ты показала мне
сегодня вечером?
- Нагваль научил меня, как использовать мое тело для
того, чтобы произвести света, ведь мы во всяком случае
являемся светом, так что я сделала искры и света, а они, в
свою очередь, привлекли линии мира. Как только я
у в и д е л а одну, мне было нетрудно прицепиться к ней.
- Как ты прицепилась?
- Я схватила ее.
Она сделала жест руками. Она сложила ладони
когтеобразно и соединила их на запястьях, образовав нечто
вроде чашки со скрюченными обращенными вверх
- Ты должен схватить линию, как ягуар, - продолжала
она, - и никогда не размыкать свои запястья. Если ты
сделаешь это, то упадешь и сломаешь себе шею.
Она сделала паузу и это заставило меня взглянуть на
нее, ожидая от нее дальнейших объяснений.
- Ты не веришь мне, правда? - спросила она.
- Не давая мне времени на ответ, она присела на
корточки и начала снова демонстрировать свои искры. Я был
спокойным и собранным и мог уделить свое нераздельное
внимание ее действиям. Когда она щелкнула пальцами, открывая
их, каждое волокно ее мышц, казалось, сразу напряглось. Это
напряжение, казалось, фокусировалось на самых кончиках ее
пальцев и выпускалось, как лучи света. Влага в кончиках ее
пальцев была практически носителем некоторого сорта энергии,
эманировавшей из ее тела.
- Как ты делаешь это, Горда? - спросил я, действительно
изумленный ею.
- Я действительно не знаю, - сказала она. - я просто
делаю это. Я уже делала это много раз, и однако, я не знаю,
как я делаю это. Когда я хватаю один из этих лучей, я
ощущаю, что меня что-то тянет. Я, фактически, не делаю
ничего другого, кроме того, что позволяю линиям, которые я
схватила, тянуть меня. Когда я хочу вернуться назад, я
ощущаю, что линия не хочет отпускать меня, и я впадаю в
панику. Нагваль сказал, что это моя наихудшая черта. Я
делаюсь такой перепуганной, что когда-нибудь могу повредить
свое тело. Но я рассчитываю, что скоро я буду еще более
бесформенной, и тогда я не буду пугаться, так что со мной
все в порядке.
- Тогда расскажи мне, Горда, как ты позволяешь линиям
тянуть тебя?
- Мы снова вернулись к тому же самому. Я не знаю,
Нагваль предостерегал меня насчет тебя. Ты хочешь знать
вещи, которые нельзя узнать.
Я изо всех сил старался сделать ясным для нее, что то,
что меня интересовало, были процедуры. Я действительно
отказался искать объяснений у всех них, т.к. их объяснения
ничего не объясняли мне. Описать же мне шаги, которым нужно
было следовать - это было нечто совершенно иное.
- Как ты научилась позволять своему телу держаться на
линиях мира? - спросил я.
- Я научилась этому в с н о в и д е н и и , -
сказала она, - но я действительно не знаю, как. Для женщины
воина все начинается в с н о в и д е н и и . Нагваль
сказал мне также, как он говорил тебе, - сначала надо найти
свои руки в своих снах. Я не могла найти их вообще. В своих
снах я не имела рук. Я все пыталась и пыталась несколько лет
найти их. Каждую ночь я обычно давала себе приказание найти
свои руки, но все было напрасно. Я никогда ничего не
находила в своих снах. Нагваль был беспощаден со мною. Он
сказал, что я должна найти их или погибнуть. Поэтому я
соврала ему, что нашла свои руки в своих снах. Нагваль не
сказал ни слова. А Хенаро бросил свою шляпу на пол и стал
плясать на ней. Он погладил меня по голове и сказал, что я
действительно великий воин. Чем больше он превозносил меня,
тем хуже я себя чувствовала. Я была близка к тому, чтобы
сказать Нагвалю правду, как вдруг ненормальный Хенаро
нацелил свой зад на меня и пустил такой длинный