ли мне к дому Паблито или Нестора.
Ощущение, что их там нет, все еще упорно сохранялось. Я
решил идти к дому Паблито; я рассуждал, что Нестор жил один,
в то время как Паблито жил со своей матерью и четырьмя
сестрами. Если его там не окажется, эти женщины могут помочь
мне найти его. Когда я приблизился ближе к его дому, я
заметил, что тропа, ведущая вверх к его дому, расширена.
Грунт казался твердым, и поскольку там было достаточно места
для моей машины, я подъехал почти к самой передней двери. К
старому дому была пристроена новая галерея с крышей,
покрытой черепицей. Собачьего лая не было, однако я увидел
огромного пса, сидящего спокойно за загородкой и внимательно
наблюдающего за мной. Выводок цыплят, кормившихся перед
домом, рассеялся в стороны с писком. Я выключил мотор и
вытянул руки над головой. Мое тело было оцепеневшим.
Дом казался безлюдным. У меня мелькнула мысль, что,
по-видимому, Паблито и его семья выехали, и в доме живет
кто-то другой. Внезапно передняя дверь с шумом открылась и
оттуда выскочила мать Паблито, как будто ее оттуда кто-то
вытолкнул. Она мельком рассеянно взглянула на меня. Когда я
вылез из машины, она, кажется, увидела меня. По ее телу
прошла грациозная дрожь, и она подбежала ко мне. Я подумал,
что она, должно быть, вздремнула и что шум машины пробудил
ее и когда она вышла посмотреть кто приехал, она сначала не
узнала меня. Несообразное зрелище старой женщины, бегущей ко
мне, заставило меня улыбнуться. Когда она приблизилась, я на
мгновение засомневался. Каким-то образом она двигалась так
проворно, что вообще не походила на мать Паблито.
- Боже мой, вот так сюрприз! - воскликнула она.
- Донья Соледад? - спросил я недоверчиво.
- Ты не узнаешь меня? - ответила она, смеясь.
Я сделал какие-то глупые замечания о ее удивительной
живости.
- Почему ты всегда смотришь на меня, как на беспомощную
старую женщину? - спросила она, глядя на меня насмешливо и
вызывающе.
Она прямо обвиняла меня в том, что я дал ей прозвище
"миссис пирамида". Я вспомнил, что однажды сказал Нестору,
что по форме она напоминает мне пирамиду. У нее был очень
широкий и массивный зад и маленькая остроконечная голова.
Длинные платья, носимые ею, усиливали этот эффект.
- Посмотри на меня, - сказала она, - похожа я на
пирамиду?
Она улыбнулась, но ее глаза заставили меня чувствовать
себя неудобно. Я попытался отшутиться, но она оборвала меня
и заставила признаться, что я никогда не имел ничего такого
ввиду, и что, как бы это ни было, она в данный момент была
такой худощавой, что ее форма не имела ничего общего с
пирамидой.
- Что случилось с тобой, донья Соледад, - спросил я, -
ты преображена.
- Ты сам сказал это, - ответила она мгновенно, - я была
преображена. Я выразился фигурально. Однако в результате
более тщательного рассмотрения я должен был признать, что
метафора здесь неуместна. Она действительно была измененной
личностью. Я внезапно почувствовал сухой металлический
привкус во рту. Я был испуган.
Она уперла свои кулаки в бедра и стояла, слегка
расставив ноги врозь, глядя мне в лицо. Она была одета в
светло-зеленую юбку и беленькую блузку. Ее юбка короче тех,
что она обычно носила. Я не мог видеть ее волос. Она
подвязала их толстой лентой наподобие тюрбана. Она была
босая и ритмично постукивала своими большими ногами по
земле, улыбаясь с чистосердечием юной девушки. Я никогда не
видел никого, кто распространял бы вокруг себя столько силы,
сколько она. Я заметил странный блеск в ее глазах,
волнующий, но не пугающий. Я подумал, что я, наверное,
никогда не изучал ее внешности внимательно. Среди прочего я
чувствовал себя виноватым в том, что поверхностно относился
ко многим людям в течение лет, проведенных с доном Хуаном.
Сила его личности делала всех других людей серыми и
незначительными.
Я сказал ей, что никогда не представлял себе, что она
может иметь такую колоссальную жизненную силу, что моя
невнимательность тому виной, что я не знал ее на самом деле
и что я, несомненно, исправлю это в будущем.
Она подошла ко мне ближе. Она улыбнулась и положила
правую руку на мое левое предплечье, мягко схватив его.
- Непременно, - прошептала она мне на ухо.
Ее улыбка застыла и глаза остекленели. Она была так
близко от меня, что я ощущал прикосновение ее грудей к моему
левому плечу. Мое неудобство возросло, когда я попытался
убедить себя, что не было никаких причин для тревоги. Я
повторял себе снова и снова, что я в действительности
никогда не знал матери Паблито и что, несмотря