Карлос Кастанеда

Второе кольцо силы 1977г

последовал за тобой в тот мир,

когда ты сфокусировал свое внимание на страже. Он

намеревался уйти туда вместе с тобой, может быть, навсегда,

если бы ты был достаточно силен, чтобы пройти. Именно тогда

он впервые узнал о мире тех маленьких красных букашек. Он

сказал, что их мир был самой прекрасной и совершенной вещью,

какую можно вообразить. Поэтому, когда пришло время ему и

Хенаро покинуть этот мир, они собрали все свое второе

внимание и сфокусировали его на том мире. Затем Нагваль

открыл трещину, как ты сам свидетельствовал, и они

проскользнули через нее в тот мир, где они ожидают нас,

чтобы мы присоединились к ним когда-нибудь. Нагваль и Хенаро

любили красоту, они пошли туда исключительно ради

наслаждения.

Она взглянула на меня. Мне нечего было сказать. Она

была права, говоря, что сила должна сама назначить время для

ее откровений, чтобы они были эффективными. Я ощущал муку,

которую я не мог выразить. Было так, как будто я хотел

плакать, и тем не менее, я не был печальным и грустным. Я

страстно жаждал чего-то невыразимого, но эта страсть не была

моей. Подобно моим ощущениям и чувствованиям, которые были у

меня с момента приезда, она была чужда мне.

Мне на ум пришли утверждения Нестора об Элихио. Я

пересказал ла Горде, что он говорил, и она попросила

изложить им видения во время моего путешествия между тоналем

и нагвалем, которые были у меня после прыжка в пропасть.

Когда я закончил, все они казались испуганными. Ла Горда

немедленно выделила мое видение купола.

- Нагваль сказал нам, что наше второе внимание

когда-нибудь сфокусируется на этом куполе, - сказала она. -

в тот день мы будем целиком вторым вниманием, точно так же,

как Нагваль и Хенаро, в тот день мы присоединимся к ним.

- Ты имеешь в виду, Горда, что мы пойдем такими, каковы

мы есть? - спросил я.

- Да, мы пойдем такими, каковы мы есть. Тело - это

первое внимание, внимание тоналя. Когда оно становится

вторым вниманием, оно просто входит в другой мир. Прыжок в

пропасть на некоторое время собрал все твое второе внимание.

Но Элихио был сильнее и его второе внимание было

сфокусировано этим прыжком. Вот что случилось с ним, а он

был в точности таким же, как все мы. Однако нет способа

говорить о том, где он находится. Даже сам Нагваль не знал.

Но если он где-то находится, то он в том куполе. Или он

переходит от одного видения к другому, может быть, на

протяжении целой вечности.

Ла Горда сказала, что в своем путешествии между тоналем

и нагвалем я подтвердил в большом масштабе возможность того,

что все наше существо становится целиком вторым вниманием, а

в значительно меньших масштабах - когда я сегодня довел всех

их до затерянности в мире этого внимания, а также когда она

транспортировала нас всех на полмили, чтобы удрать от олли.

Она добавила, что Нагваль оставил нам в качестве их вызова

проблему - способны мы или нет развить свою волю, или силу

своего второго внимания, чтобы фокусироваться неограниченно

на всем, на чем мы захотим.

Мы некоторое время молчали. Кажется, мне было пора

уезжать, но я не мог двинуться. Мысль о судьбе Элихио

парализовала меня. Очутился ли он в куполе нашей

=?=встречи=?=, или задержался в необъятности - образ его

путешествия был сводящим с ума. Мне не составляло никакого

труда представить его, потому что у меня был опыт моего

собственного путешествия.

Другой мир, на который дон Хуан ссылался, практически,

с момента нашей встречи, всегда был метафорой, смутным

способом наклеить ярлык на некоторое перцептуальное

искажение или, в лучшем случае, способом говорить о

некоторых неопределимых состояниях существования. Хотя дон

Хуан заставил меня воспринимать неописуемые черты мира, я не

мог рассматривать свои переживания, как нечто, стоящее по ту

сторону игры моего восприятия, своего рода управляемого

миража, который ухитрился он меня испытать, или посредством

психотропных растений, или путем средств, которые я не мог

рационально проследить. Каждый раз, когда это случалось, я

заслонялся, как щитом, мыслью, что единство "меня", которого

я знал и с которым был знаком, было лишь временно вытеснено.

Когда это единство восстанавливалось, мир неизбежно снова

становился убежищем для моего незыблемого рационального "я".

Замысел, который ла Горда открыла своим откровением, был

ужасающ.

Она встала и стащила меня со скамейки. Она сказала, что

я должен уехать до наступления сумерек. Все они прошли

вместе со мной к моей машине и мы попрощались.

Ла Горда дала мне последнее приказание. Она сказала