Карлос Кастанеда

Второе кольцо силы 1977г

и д е л ? - спросил я.

- Опять ты взялся за свое? - сказала Лидия и все

засмеялись.

- Расскажи мне о своем в и д е н и и , Горда, -

настаивал я. - ты знаешь, что я тупой. Между нами не должно

быть неправильного понимания.

- Хорошо, - сказала она. - я понимаю, что ты имеешь в

виду. Этой ночью ты в и д е л сестричек.

Я сказал им, что я был также свидетелем невероятных

действий, выполненных доном Хуаном и доном Хенаро. Я видел

их так же ясно, как видел сестричек, и все же дон Хуан и дон

Хенаро всегда приходили к выводу, что я не в и д е л .

Таким образом, я не в состоянии был определить, чем могли

отличаться действия сестричек.

- Ты имеешь в виду, что ты не в и д е л , как они

держались на линиях мира? - спросила она.

- Нет, не в и д е л .

- Ты не в и д е л , как они проскользнули в трещину

между мирами?

Я изложил им то, чему я был свидетелем. Они слушали

меня. В конце моего отчета ла Горда, казалось, готова была

расплакаться.

- Какая жалость, - воскликнула она.

Она вошла, обошла вокруг стола и обняла меня. Ее глаза

были ясными и утешительными. Я знал, что она не питает ко

мне зла.

- Это твоя судьба, что ты так закупорен, - сказала она.

- но ты все еще остаешься нагвалем для нас. Я не буду питать

к тебе недобрых чувств. Ты можешь в любом случае быть уверен

в этом. Я знал, что она говорила искренне. Она говорила со

мной на уровне, который я наблюдал только у дона Хуана. Она

неоднократно объяснила свое умонастроение, как следствие

потери ее человеческой формы, она действительно была

бесформенным человеческим воином. Волна глубокого

расположения к ней нахлынула на меня. Я едва не заплакал.

Как раз в этот момент я ощутил, что она была чудесным

воином, со мной случилась чрезвычайно интригующая вещь.

Точнее всего ее можно описать, сказав, что я ощутил, что мои

уши внезапно лопнули. Кроме того, я ощутил лопание в

середине своего тела, как раз под моим пупком, причем, более

резко, чем в ушах. Сразу после лопания все стало более

отчетливым: звуки, виды, запахи. Затем я ощутил интенсивный

шум, который, как ни странно, не мешал мне слушать: шум был

сильным, но не заглушал никаких других звуков. Было так,

словно я слышал шум какой-то частью меня, иной, чем мои уши.

Через мое тело прокатилась горячая волна. И тогда я вспомнил

нечто такое, что я никогда не видел. Было так, будто мной

овладела чужая память.

Я вспомнил, как Лидия подтягивалась на двух

горизонтальных красных веревках, когда она ходила по стене.

Она фактически не ходила. Она фактически скользила на

толстом пучке линий, которые она держала своими ногами. Я

вспомнил, что видел, как она часто и тяжело дышала открытым

ртом после усилий, затраченных на подтягивание красноватых

веревок. Причина, по которой я не смог удержать свое

равновесие в конце ее демонстрации, состояла в том, что я

в и д е л ее, как свет, который носился вокруг комнаты так

быстро, что у меня закружилась голова, он тянул меня в

области около пупка.

Я вспомнил действия Розы и Жозефины. Роза в

действительности висела, держась своей левой рукой за

длинные вертикальные красноватые волокна, которые выглядели,

как лозы, ниспадающие с темной крыши. Правой рукой она так

же держалась за какие-то вертикальные волокна, которые,

по-видимому, придавали ей устойчивость. Она также держалась

за те же волокна пальцами ног. В конце своей демонстрации

она была похожа на фосфоресценцию на крыше. Линии ее тела

перестали выделяться.

Жозефина прятала себя за какими-то линиями, которые,

казалось, выходили из пола. Своим поднятым предплечьем она

сдвигала линии вместе, чтобы они расположились на такой

ширине, чтобы скрыть ее туловище. Ее раздутые одежды играли

роль большой подпорки, они каким-то образом сжали ее

светимость. Одежды были громоздки только для глаза, который

смотрел. В конце своей демонстрации Жозефина, подобно Лидии

и Розе, была просто пятном света. Я мог в уме переключаться

с одного воспоминания на другое.

Когда я рассказал им о своих существующих вилах памяти,

сестрички посмотрели на меня с недоумением. Ла Горда была

единственная, которая, по-видимому, поняла, что случилось со

мной. Она с неподдельным удовольствием засмеялась и сказала,

что Нагваль был прав, говоря, что я слишком ленив, чтобы

помнить, что я в и д е л , поэтому я заботился только о

том, на что я смотрел.

Возможно и это, думал я про себя, что я бессознательно

отобрал то, что мне помнить? Или все это дело рук ла Горды?

Если это было правильно, что я сначала отобрал то, что