Карлос Кастанеда

Сказки о силе 1974г

и бросить все это в урну. И я сделал

бы так, если бы не дон Хуан, который засмеялся и схватил меня за руку,

останавливая меня.

Насмешливым голосом он сказал, что мой тональ опять собирается

одурачить сам себя. Он порекомендовал, чтобы я пошел к фонтану и плеснул

себе воды на шею и уши.

Вода успокоила меня. Долгое время мы молчали. - Пиши, пиши, -

подтолкнул меня дон Хуан дружеским тоном. - Скажем так, что твоя записная

книжка - это единственная магия, которая у тебя есть. Разорвать ее это еще

один способ открыть себя своей смерти. Это будет еще одним твоим взрывом,

шикарным взрывом в лучшем случае, но не изменением.

Воин никогда не покидает острова тональ. Он использует его.

Он указал вокруг меня быстрым движением руки, а затем коснулся моей

записной книжки.

- Это твой мир, ты не можешь этого отрицать. Бесполезно сердиться и

разочаровываться в самом себе. Все, что в данном случае происходит это то,

что тональ ушел во внутреннюю битву. Битва внутри собственного тоналя одно

из самых нежелательных состояний, о каких я могу подумать. Тугая жизнь воина

предназначается для того, чтобы закончить эту битву. Для начала я обучил

тебя как избегать изношенности и измотанности. Теперь в тебе нет больше

войны. Нет в том смысле, в каком она была. Потому что путь воина это

гармония между действиями и решениями сначала, а затем гармонии между

тоналем и нагвалем.

В течение всего того времени, как я тебя знаю, я говорил, обращаясь как

к твоему тоналю, так и к твоему нагвалю. Именно таким способом должны

вестись наставления.

В начале следует разговаривать с тоналем. Потому что именно тональ

должен уступить контроль. Но он должен это сделать с радостью. Например,

твой тональ уступил часть контроля без особой борьбы, потому что для него

стало ясно, что если бы все осталось так, как было, то целостность тебя к

этому времени погибла бы. Иными словами, тональ настраивают так, чтобы он

должен был отдать ненужные вещи, подобные важности самого себя и

индульгированию, которые только приводят его в беспорядок. Вся беда в том,

что тональ цепляется за эти вещи в то время, как он должен был бы быть рад

освободиться от этой ерунды. Задача поэтому состоит в том, чтобы убедить

тональ стать свободным и подвижным. Вот что нужно магу прежде всего

остального - сильный свободный тональ. Чем сильнее он становиться, тем менее

он приникает к своим деяниям, и тем легче его сжать. Поэтому то, что

произошло этим утром, заключалось в следующем. Я увидел возможность сжать

твой тонналь. На мгновение ты был рассеян, спешил, не думая, и я схватился

за этот момент, чтобы толкнуть тебя.

В определенные моменты тональ сжимается, особенно когда он раздражен. В

действительности одной из особенностей тоналя является его застенчивость.

Его застенчивость в действительности не является важным делом; но есть

определенные моменты, когда тональ застают врасплох, и его застенчивость

неизбежно заставляет его сжаться.

Этим утром я схватил мой кубический сантиметр шанса. Я заметил открытую

дверь той конторы и толкнул тебя. Толчок тут был техникой для сжатия тоналя.

Толкнуть следует в точный момент. Для этого, конечно, нужно знать, как

видеть.

Когда человека толкнули, и его тональ сжался, его нагваль, если он уже

в движении, вне зависимости от того, как мало это движение, захватит власть

и произведет необычайные дела. Твой нагваль захватил власть этим утром, и ты

оказался на рынке.

Секунду он молчал. Казалось, он ожидал вопросов. Мы взглянули друг на

друга.

- Я действительно не знаю как,- сказал он, как бы читая мою мысль. -

нагваль способен на невообразимые дела, это все, что я знаю.

Этим утром я просил тебя следить. Сцена перед тобой, чем бы она ни

была, имела неизмеримую важность для тебя. Но вместо того, чтобы последовать

моему совету, ты индульгировал в жалости к самому себе и замешательстве и не

следил.

Некоторое время ты был целиком нагвалем и не мог говорить. Это было

временем, чтобы следить. Затем, мало-помалу, твой тональ опять взял верх и

вместо того, чтобы ввергнуть тебя в смертельную битву между твоим тоналем и

нагвалем, я привел тебя сюда.

- Что там было, в этой сцене, дон Хуан? Что там было такого важного?

- Я не знаю. Это случилось не со мной. - Что ты имеешь в виду? - Это

был твой опыт, а не мой. - Но ты же был со мной, правда?

- Нет, не был. Ты был один. Я неоднократно говорил тебе, чтобы ты

следил за всем, потому что сцена была только для тебя.

- Но ты же был рядом со мной, дон Хуан. - Нет не был. Но бесполезно