Карлос Кастанеда

Разговоры с доном Хуаном

из-за положения, в котором я

сидел. Я лег и собирался тут же уснуть, но дон Хуан открыл следующий мешок

и положил часть его содержимого в ступку. Эти семена были слегка темнее,

чем в первый раз, и были слипшимися вместе. Остальное содержимое мешка

напоминало порошок из маленьких круглых гранул.

Я хотел что-нибудь поесть, но дон Хуан сказал, что если я хочу

учиться, то я должен следовать правилу. А правило таково, что я могу

попить лишь немного воды, узнавая секреты второй порции.

Третий мешочек содержал горсть живых черных семенных жучков (или

червячков). И в последнем мешочке были свежие белые семена, мягкие, почти

как каша, но волокнистые и трудно поддающиеся растиранию в тонкую пасту,

как он требовал от меня.

После того, как я кончил растирать содержимое четырех мешков, дон

Хуан, отмерив две чашки зеленоватой воды, вылил ее в глиняный горшок и

поставил горшок на огонь. Когда вода закипела, он добавил первую порцию

растертых семян. Он помешивал в горшке длинным острым куском дерева или

кости, которые он принес в своем кожаном мешке. Как только вода снова

закипела, он добавил одну за другой остальные субстанции, следуя той самой

процедуре. Затем он добавил еще одну чашку зеленоватой воды и дал смеси

париться на малом огне.

Затем он сказал мне, что пришло время раздробить корень. Он осторожно

извлек длинный кусок корня дурмана из мешка, который он принес домой.

Корень был примерно 40 см длиной. Он был толстый, около 3.5 см в диаметре.

Он сказал, что это вторая порция. И вновь он отмерил вторую порцию сам,

так как это был все еще е г о корень. Он сказал, что в следующий раз,

когда я буду испытывать "траву дьявола", я должен буду отмерить корень

сам.

Он пододвинул ко мне большую ступку, и я начал дробить корень тем же

самым способом, которым он раздавливал первую порцию. Он руководил моими

действиями в том же порядке, и опять мы оставили раздавленный корень

вымачиваться в воде, выставленной на ночной воздух.

К тому времени кипящая смесь в глиняном горшке загустела. Дон Хуан

снял горшок с огня, положил его в сетку и подвесил его к потолку в

середине комнаты.

Примерно в 8 часов утра 17 апреля, дон Хуан и я начали, как в прошлый

раз, "отмывать" экстракт корня водой. Был ясный солнечный день, и дон Хуан

истолковал хорошую погоду, как признак того, что "траве дьявола" я

нравлюсь.

Он сказал, что рядом со мной может только вспоминать, какой плохой

была погода для него.

Процедура "отмывания" экстракта корня была той же самой, которую я

наблюдал при приготовлении первой порции. В конце дня, после того, как

верхняя вода была слита в восьмой раз, оставалась ложка желтоватой

субстанции на дне чаши.

Мы вернулись в его комнату, где еще оставались два мешочка, которые

он не трогал. Он открыл один из них, засунул в него руку и другой рукой

обернул края мешочка вокруг запястья. Он, казалось, держал что-то, судя по

тому, как двигалась его рука внутри мешка. Внезапно, быстрым движением он

стянул мешок с руки, как перчатку, вывернул его и поднес свою руку

вплотную к моему лицу. Он держал ящерицу. Ее голова была в нескольких

дюймах от моих глаз. Было что-то странное со ртом у ящерицы. Я глядел на

нее секунду, а затем невольно отшатнулся. Рот ящерицы был зашит грубыми

стежками. Дон Хуан велел мне держать ящерицу в левой руке. Я схватил ее.

Она извивалась вокруг моей ладони. Я почувствовал тошноту. Мои руки начали

потеть.

Он взял последний мешок и, повторив те же движения, извлек другую

ящерицу. Я увидел, что ее веки были сшиты вместе. Он велел мне держать эту

ящерицу в правой руке.

К тому времени, как обе ящерицы были у меня в руках, я был почти в

обмороке. Я чувствовал огромное желание бросить ящериц и удрать отсюда.

- Не задави их, - сказал он, и его голос вернул мне чувство

облегчения и направленности.

Он спросил, что со мной неладно. Он пытался быть серьезным, но не

смог выдержать серьезное лицо и рассмеялся. Я попытался облегчить свою

хватку, но мои ладони так сильно вспотели, что ящерицы начали

выскальзывать из них. Их маленькие острые коготки царапали мне руки,

вызывая невероятное чувство отвращения и тошноты. Я закрыл глаза и стиснул

зубы. Одна из ящериц уже вылезла мне на запястье. Все, что ей оставалось

сделать, чтобы освободиться, так это - вытащить свою голову, зажатую у

меня между пальцами.

Я чувствовал непреодолимое отвращение и ощущение физического отчаяния

и высшего неудобства. Я простонал сквозь зубы, чтобы дон Хуан забрал от