изо рта, а отразился от неба обратно в
горло и катался эхом взад-вперед между ними. Эхо было мягким и музыкальным
и, казалось, имело крылья, которые хлопали внутри моего горла. Их касания
ласкали меня. Я следил за их движением взад и вперед, пока они не исчезли.
Я повторил вопрос. Мой голос звучал так, как если бы я говорил внутри
пещеры. Дон Хуан не ответил. Я поднялся и повернул в направлении ручья. Я
взглянул на дона Хуана, не идет ли он тоже, но он, казалось, к чему-то
внимательно прислушивался.
Он сделал повелительный жест рукой, чтобы я замер.
- Абутон уже здесь! - сказал он.
Я раньше ни разу не слышал этого имени и колебался, спросить его об
этом или нет, когда заметил звук, который походил на звон в ушах.
Звук становился громче и громче, пока не стал подобен звуку рева
гигантского быка. Он длился короткий момент и постепенно затих, пока снова
не наступила тишина. Сила и интенсивность звука испугали меня. Я трясся
так сильно, что едва мог стоять, и все же рассудок мой заработал
совершенно нормально. Если несколько минут назад меня клонило в сон, то
теперь это чувство полностью пропало, уступив свое место исключительной
ясности. Звук напомнил мне научнофантастический фильм, в котором
гигантская пчела, гудя крыльями, вылетает из зоны атомной радиации. Я
засмеялся при этой мысли. Я увидел, что дон Хуан опять откинулся в свою
расслабленную позу. И внезапно на меня вновь нашло жужжание огромной
пчелы. Это было более реально, чем обычная мысль. Она (мысль) была
отдельной, окруженной исключительной ясностью. Все остальное было изгнано
из моего ума.
Это состояние умственной ясности, которое никогда ранее не бывало в
моей жизни, вызвало у меня еще один момент страха. Я начал потеть. Я
наклонился к дону Хуану, чтобы сказать ему, что я боюсь.
Его лицо было в нескольких дюймах от моего. Он смотрел на меня, но
его глаза были глазами пчелы. Они выглядели, как круглые очки, имеющие
свой собственный свет в темноте. Его губы были вытянуты вперед и издавали
прерывистый звук: - пе'та-пе'та-пе'та, - я отпрыгнул назад, чуть не
разбившись о скалу позади меня. В течение, казалось, бесконечного времени
я испытывал невыносимый ужас. Я сопел и отдувался. Пот замерзал у меня на
коже, придавая мне неудобную твердость. Потом я услышал голос дона Хуана:
- "Поднимайся! Двигайся! Поднимайся!"
Видение исчезло, и я снова мог видеть его знакомое лицо.
- Я принесу воды, - сказал я после бесконечной паузы. Мой голос
прерывался. Я с трудом мог выговаривать слова. Дон Хуан согласно кивнул.
По пути я понял, что мой страх исчез так же загадочно, так же быстро, как
и появился.
Приближаясь к ручью, я заметил, что могу ясно видеть каждый предмет
на пути. Я вспомнил, что только что ясно видел дона Хуана, тогда, как
сразу перед тем, я с трудом мог различать очертания его фигуры. Я
остановился и посмотрел вдаль и смог даже ясно видеть другую сторону
долины. Я мог различать совершенно ясно отдельные камни на другой стороне
долины. Я подумал, что, видимо, уже утро, но мне показалось, что я потерял
чувство времени. Я взглянул на часы. Было десять минут двенадцатого. Я
послушал часы, ходят ли они. Они ходили. Полдень сейчас быть не мог.
Значит, это полночь. Я намеревался сбегать за водой и вернуться назад к
скалам, но увидел, что дон Хуан идет вниз, и подождал его. Я сказал ему,
что могу видеть в темноте.
Он долгое время смотрел на меня, ничего не говоря, если он и говорил,
то, может быть, я его прослушал, так как все внимание было направлено на
мою новую уникальную способность - видеть в темноте. Я мог различать
мельчайшие песчинки. Временами было все так ясно, что казалось, что сейчас
утро или вечер. Потом потемнело, потом опять посветлело. Вскоре я понял,
что яркость совпадает с дистолой моего сердца, а темнота с его систолой.
Мир становился ярко-темным-ярким снова с каждым ударом моего сердца.
Я полностью ушел в это открытие, когда тот же странный звук, который
я слышал раньше, появился вновь.
Мои мышцы напряглись. "Ануктал (так я расслышал слово в этот раз)
здесь" - сказал дон Хуан.
Звук казался мне таким громоподобным, таким всепоглощающим, что ничто
другое значения не имело.
Когда он утих, я почувствовал, что объем воды внезапно увеличился.
Ручей, который с минуту назад был в ладонь шириной, увеличился так, что
стал огромным озером. Свет, который, казалось, падал сверху, касался
поверхности, как бы сверкая сквозь толстое стекло. Время от времени вода
сверкала золотистым и черным. Затем оставалась темной, неосвещенной,